Бэкграунд в журналистике это: Колесниченко А.В. Практическая журналистика. ГЛАВА 2 — Заработок в сети Интернет. Как заработать на дому в Интернете. Удаленная работа в сети.

Содержание

Колесниченко А.В. Практическая журналистика. ГЛАВА 2

Глава 2.

КАК ПИСАТЬ НОВОСТИ

◄◄ в оглавление ►►

в раздел библиотека

Определение новости. Критерии отбора новостей для публикации. Структура короткой новости и расширенной новостной заметки. Новость-факт, новость-событие и новость-цитата. Виды актуальности. Информирование о длящемся событии. Многопредметная новость. Передача слов ньюсмейкера в прямой и косвенной речи.

В журналистике существует два определения новостей. Новости – это:

• информация, необходимая людям для принятия решения, которое касается их жизни;

• отклонения от естественного хода событий[4].

В первом случае новостью будет, к примеру, принятие нового закона или ежегодное послание президента. Во втором – всевозможные чрезвычайные и курьезные происшествия.

К этому случаю относится знаменитая поговорка: «Когда собака укусила человека, это не новость, а когда человек укусил собаку, это уже новость».

Отбор новостей для публикации происходит по двум критериям – значению события и наличию в нем элементов читательского интереса.

Значение события определяется его масштабностью (сумма сделки, количество участников мероприятия, число жертв катастрофы) либо возможными последствиями для всего населения страны или определенных групп. Например, в отделе происшествия одной крупной газеты существует правило: если в автомобильной катастрофе погиб один человек или двое, писать об этом не стоит. А вот если погибших больше пяти, тогда об этом однозначно надо писать. Последствия события могут быть как прямые (например, решение Конституционного суда о выплате дополнительного пособия женщинам, ушедшим в декретный отпуск), так и косвенные (например, прогноз роста цен на жилье в связи с новым порядком выделения земли под застройку).

Упоминание журналистом в материале косвенных последствий события теоретически позволяет сделать значимой и достойной публикации практически любую новость, связав ее с чем-то более глобальным и влияющим на жизнь людей.

Читательский интерес в свою очередь зависит от близости события к читателям, от участия в событии знаменитостей и от наличия «человеческих аспектов» события.

__________________________

[4] Mencher M. News reporting and writing. Dubuque: WCB, 1994. P. 57.

-15-

Близость бывает как географической, так и психологической. Психологическая близость заключается в восприятии читателями участников события как «своих» независимо от того, в каком месте событие произошло. Например, граждан России привлечет новость о захвате в заложники россиян в любой стране мира, в то время как захват в заложники граждан какой-либо другой страны подобного внимания не вызовет.

Или новость об аварии на шахте с большой вероятностью привлечет внимание шахтеров из других регионов и даже стран мира, а сообщение о гибели альпинистов при восхождении на гору – всех, кто увлекается этим экстремальным видом спорта.

Участие в событии знаменитостей автоматически поднимает его статус, делает даже рядовое событие достойным публикации. Например, просто угон автомобиля в Москве, где ежедневно угоняют десятки автомобилей, не новость. Но если угнан автомобиль известного артиста, это сообщение автоматически попадает в газеты и даже в выпуски теленовостей. Или просто усыновление ребенка из детского дома – вполне рядовое событие, но когда в роли приемного родителя выступает известный политик или спортсмен, это становится новостью, достойной опубликования.

Под «человеческими аспектами» события имеются в виду его необычность, курьезность, а также наличие в событии любовной интриги, приключения, трагедии. Вот пример события, которое привлекло внимание журналистов именно благодаря «человеческим аспектам»:

В Париже специальная служба помощи бездомным подобрала в XV квартале города старушку, которая лет десять назад обосновалась на улице Линуа между рестораном быстрого питания и ремонтируемым зданием.

Как выяснилось, пожилая француженка-бомж накопила в мешках, мусорных баках и чемоданах тысячи евро в виде монет и банкнот разного достоинства. Для транспортировки денег потребовалось вызвать дополнительный автомобиль. Дама жила около здания, которое строится с использованием асбеста, и специалистам службы помощи не без труда удалось уговорить ее переселиться в центр размещения и помощи бездомным Нантера. Пока удалось подсчитать деньги только в трех мешках – там оказалось 20 тыс. евро. По оценке сотрудника службы помощи бездомным, общее «состояние» дамы-клошара – около 40 тыс. евро.

(Богатые нищие Парижа: Информ. сообщение от 11 июля 2007 г. // http://www.radiomayak.ru/doc.html?id=25859&cid=)

Новости пишутся по схеме «перевернутой пирамиды». Эта схема подразумевает нарушение хронологии события и постановку в начале сообщения не того, с чего начиналось событие, а самого важного элемента события, его сути. Затем располагается менее важная информация, а завершает статью еще менее важная, которую при редактировании можно выбросить без особого ущерба для текста. Поэтому «перевернутую пирамиду» еще называют «антиисторией» в противоположность истории как повествованию, нарративу. К примеру, «Сказка о рыбаке и рыбке» Александра Сергеевича Пушкина написана в виде истории и начинается с того, что жили старик со старухой у самого синего моря, а заканчивается тем, что старуха сидит у разбитого корыта. Если бы сказка была написана по схеме «перевернутой пирамиды», она начиналась бы примерно так: «Неудачей закончилась попытка старухи разбогатеть за счет золотой рыбки. Получив в подарок новый дом, а также побывав дворянкой и царицей, старуха из-за неуемной жадности и стремления властвовать лишилась всего и оказалась у разбитого корыта».

-16-

Как было сказано в 1-й главе, новостная журналистика информирует о событиях, которые происходят из-за того, что люди решают свои задачи. Само же написание новостей заключается в поиске ответов на шесть основных вопросов: Кто? Что? Где? Когда? Почему? Каким образом? Иногда этот список дополняют вопросами «Что это значит? (Ну и что?)», «Кому выгодно (невыгодно)?» и «Что будет?», но главными все равно остаются первые шесть – кто что сделал, в какое время, в каком месте, каким образом и почему. Еще в новостном сообщении обязательно указывается источник информации – дается ответ на вопрос «Откуда мы знаем?».

Новостные заметки бывают короткие и расширенные. Короткая новостная заметка состоит из 10–20 строк и содержит ответы на основные шесть вопросов. Вот пример короткой новости:

В Ангарске убит один из руководителей службы безопасности Ангарской нефтехимической компании (АНХК) Виталий Попов. (Что? и Кто?) В среду вечером Виталий Попов возвращался домой с работы. (Когда?) Он вошел в подъезд своего дома, где на лестничной площадке первого этажа его ждал киллер. (Где?) Неизвестный три раза выстрелил в Виталия Попова из пистолета Макарова и скрылся.

(Каким образом?) Оружия на месте происшествия следователи прокуратуры не нашли. Пока в качестве улик фигурируют лишь гильзы. По словам старшего помощника прокурора Иркутской области Александра Семенова (Откуда мы знаем?), сейчас отрабатываются различные версии происшедшего, в том числе версия, связанная с профессиональной деятельностью убитого. (Почему?) Как сообщили на АНХК (Откуда мы знаем?-2), Виталий Попов работал в службе безопасности предприятия с 2001 года. До последнего времени он возглавлял в службе сектор внутренней безопасности. (Кто?-2)

(Романов И. Застрелен начальник внутренней безопасности нефтехимической компании // Коммерсантъ. 2007. 16 февр.)

Расширенная новостная заметка состоит из ядра, деталей и бэкграунда.

Ядро находится в начале заметки и содержит основную информацию о событии. Это могут быть ответы как на все шесть вопросов, так и на часть из них с добавлением ответа на вопрос «Ну и что?» (значимость новости для читателей). Новостную заметку начинают с ответа на вопрос «Ну и что?» в тех случаях, когда в чистом виде новость трудна для восприятия. Например, статьи о научных открытиях или о принятых парламентом новых законах лучше начинать не с сути этих открытий и законов, а с того, насколько они изменят нашу жизнь.

-17-

Детали включают в себя подробный рассказ о событии и обстоятельствах вокруг него. Например, если в ядре сообщается про авиакатастрофу, то деталями будет информация о том, как проходил полет, в какой момент стало известно о неполадках, как летчики пытались спасти самолет, как действовали наземные службы и т.д. Или если в ядре новости рассказывается о выступлении политика, то деталями будут цитаты из выступления и реакция слушателей.

Бэкграунд – это дополнительная информация, напрямую не связанная с событием, однако позволяющая глубже понять его смысл. Обычно в качестве бэкграунда приводятся сообщения об аналогичных событиях и статистические данные. Например, для статьи про авиакатастрофу бэкграундом будет информация о том, как часто терпели катастрофу самолеты данной модели и данной авиакомпании, как часто это происходило в том же районе и по аналогичной причине, какие выплаты положены семьям погибших в авиакатастрофе, что собираются предпринять авиаторы для повышения безопасности полетов.

Ядро всегда располагается в начале расширенной новостной заметки. Место же деталей и бэкграунда не фиксировано. Они могут быть размещены в любом месте статьи, кроме начала, и чередоваться в любом порядке. На практике наиболее распространены две схемы:

1) чередование деталей и бэкграунда, когда уточняющая и дополнительная информация попеременно следуют друг за другом;

2) разделение, когда после ядра друг за другом идут детали, а в конце заметки в виде отдельного массива текста располагается бэкграунд.

Это можно представить так:

Схема 1

Ядро, Деталь-1, Деталь-2, Бэкграунд.

Схема 2

Ядро, Деталь-1, Бэкграунд-1, Деталь-2, Бэкграунд-2.

Приведем пример расширенной новостной заметки:

В Санкт-Петербурге произошел очередной скандал, связанный с военными. После недавней истории с дембелями внутренних войск, которые записывали издевательства над молодыми солдатами для своего видеоальбома, огласку получила история с принуждениями военных к занятию проституцией. Причем солдатские матери утверждают, что армейская проституция характерна и для других регионов. В Главкомате внутренних войск МВД России говорят, что это не более чем «страшилка, цель которой – развернуть очередную антиармейскую истерию». Однако военная прокуратура уже начала проверку. (Ядро.)

-18-

Скандал произошел в войсковой части № 3727 Северо-Западного округа внутренних войск, расположенной в самом центре Санкт-Петербурга, на Миллионной улице. В двух шагах от части – Эрмитаж. Из этой части год назад сбежал рядовой-срочник. На днях он пришел в общественную правозащитную организацию «Солдатские матери Санкт-Петербурга» и рассказал об истязаниях, которым, по его словам, подвергался во время службы в части. По рассказам солдата, из военнослужащих в части «выбивают» деньги, пытая электрическим током, избивая железными табуретками и заставляя попрошайничать на улицах. А чтобы солдаты приносили больше денег, их заставляют заниматься проституцией. В заявлении, написанном рядовым, говорится, что в части даже была создана своя клиентская сеть, в которой в том числе были высокопоставленные чины ВВ вплоть до генералов, а также сотрудники ФСБ. «Его заявление мы направили в военную прокуратуру Ленинградского округа, там будут проводить проверку указанных фактов, – сообщила Ъ [5] пресс-секретарь организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга» Любовь Ежелева. – А самого молодого человека мы поместили в госпиталь Минобороны: он нуждается в лечении – на почве происшедшего у него стрессовое состояние». (Деталь.) В организации утверждают, что к ним обратился уже второй солдат из этой части. Его также заставляли заниматься проституцией. (Бэкграунд.)

В прокуратуре Ленинградского военного округа Ъ сообщили, что информация о принуждении солдат к занятиям проституцией будет проверена. (Деталь-2.) Между тем руководитель Союза комитетов солдатских матерей Валентина Мельникова утверждает, что подобные случаи происходили и в Москве. «Таких случаев полно, и в Москве тоже, журналисты уже делали целые «ночные репортажи» о том, как солдат заставляют работать проститутками, – рассказала она Ъ. – Мы не раз говорили об этом. А власти, правоохранительные органы и военное командование закрывают на это глаза». (Бэкграунд-2.)

«Мы знаем этого солдата, – сказал Ъ в свою очередь начальник пресс-службы внутренних войск Василий Панченков. – Он действительно был призван в армию весной 2005 года. Первый раз он сбежал еще весной 2006 года: не пришел с увольнения. Вернулся через месяц, и его положили на обследование в госпиталь внутренних войск, потому что у него было странное психологическое состояние. А через два месяца он сбежал и из госпиталя и больше не возвращался. По факту оставления части было возбуждено уголовное дело. Он неуравновешен психически, не знаю, как можно верить его показаниям». (Деталь-3.)

По словам господина Панченкова, «выводы относительно клиентской сети из высоких военных и сотрудников ФСБ, якобы пользующихся сексуальными услугами солдат, просто выходят за рамки здравого смысла». Это не более чем «страшилка, цель которой – развернуть очередную антиармейскую истерию». (Бэкграунд-3.) В свою очередь заместитель командующего Северо-Западным округом внутренних войск МВД России Геннадий Марченко заявил Ъ, что, согласно федеральному закону о СМИ, распространенная информация подлежит проверке: «Мы проведем комплекс мероприятий, в том числе и анонимный опрос личного состава части. Совместно с прокуратурой округа проведем проверку тех фактов, что изложены правозащитниками». (Бэкграунд-4.) Осторожность господина Марченко имеет основания. Дело в том, что совсем недавно оскандалилась в/ч № 5402 из того же Северо-Западного округа внутренних войск. Правозащитники передали в военную прокуратуру диск, на котором дембеля записывали издевательства над молодыми солдатами. В феврале этого года бывших дембелей приговорили к пяти и трем с половиной годам заключения. (Бэкграунд-5.)

(Каменский Д., Лепина М. Неуставные сношения // Коммерсантъ, 2007. 13 февр.)

В зависимости от информационного повода различают новость-факт, новость-событие и новость-цитату.

Новость-факт – сообщение о ситуации, например о принятии нового закона, о решении суда, о результатах переговоров. Заметка начинается с самого важного аспекта этой ситуации.

Новость-событие – сообщение о действии, например о покорении горной вершины или об ограблении банка. При этом соблюдать хронологию действия не нужно. Заметка начинается с результата этого действия или его кульминационной точки.

Новость-цитата – это сообщение о выступлении какого-то важного человека. Обычно новости-цитаты располагаются в разделах политики и экономики и посвящены тому, что политические лидеры и бизнесмены что-то обещают, к чему-то призывают или чего-то не исключают. Начинается такая заметка с центрального высказывания и ни в коем случае не с упоминания о том, что кто-то где-то держал речь.

__________________________

[5] Буква Ъ используется в статьях газеты «Коммерсантъ» как синоним названия издания.

-19-

Чтобы статья была опубликована, она должна быть актуальной, то есть привязанной к текущему моменту. Требование актуальности относится не только к новостям, но и ко всем журналистским произведениям. Так как журналистика по своей сути привязана к текущим событиям, любой текст должен помимо ответа на вопрос: «Почему мы об этом пишем?» – содержать ответ на вопрос: «Почему мы об этом пишем именно сегодня?»

Существует пять видов актуальности – непосредственная, латентная, календарная, собственная и кажущаяся.

Непосредственная актуальность – это актуальность в собственном смысле слова, когда событие только что произошло либо событие произошло давно, но известно о нем стало только сейчас.

Латентная актуальность используется при освещении проблем и процессов, которые давно существуют и скорее всего еще долго будут существовать, например наркомания или военная реформа. Написать о них можно было бы неделю, месяц или год назад, а можно будет и через неделю, месяц или год. Чтобы привязать проблему или процесс к текущей ситуации, журналисты ждут, когда в связи с этим кто-то что-то сделает, и используют это действие как информационный повод. Например, о проблеме наркомании можно написать в связи с открытием нового реабилитационного центра для больных наркоманией, а в качестве информационного повода для статьи про военную реформу можно использовать парламентские слушания или научную конференцию на эту тему.

Календарная актуальность заключается в использовании в качестве информационного повода какой-то памятной даты, например годовщины рождения, смерти, вступления в должность, начала реформы, совершения теракта. Календарная актуальность, в отличие от латентной, позволяет написать о проблемах и процессах, не дожидаясь того, чтобы в связи с ними что-то происходило, а также подвести какие-либо промежуточные итоги, что само по себе может явиться темой статьи.

Собственная актуальность – журналистика акций. Журналисты сами провоцируют событие, а потом пишут о нем и о реакции на него. Например, редакция газеты может не дожидаться конференции экологов, чтобы написать о проблемах окружающей среды, а на собственные средства организовать исследование воздуха, воды и почвы на содержание вредных веществ, а затем использовать оглашение результатов в качестве информационного повода. Сюда же относится «метод маски» (подробнее см. в 11-й главе), когда журналист временно меняет профессию, чтобы разоблачить злоупотребления в какой-либо сфере деятельности, например под видом фермера отправляется торговать на рынок, чтобы потом описать, как действует рыночная мафия.

-20-

Кажущаяся актуальность служит «палочкой-выручалочкой» в тех случаях, когда никаких других информационных поводов нет, а статью публиковать надо именно сейчас. Тогда развитие проблемной ситуации имитируется при помощи слов «все больше», «все чаще», «все опаснее» и т.д., например «Все больше выпускников вузов не могут найти работу», «Все чаще в магазинах продают просроченные продукты», «Все опаснее становится ездить на зарубежные курорты». Использование подобных выражений в начале статьи означает, что у журналиста нет цифр, которые бы подтвердили его вывод, так как если бы журналист такими цифрами располагал, он бы обязательно их упомянул. Хотя из этого вовсе не следует, что журналист не прав, утверждая, что нечто стало «все больше» или происходит «все чаще». Вполне возможно, что это действительно так.

При информировании о длящемся событии информационными поводами будут его важнейшие фазы. Например, при освещении судебного процесса в общем случае достаточно четырех статей. Первая выйдет в день начала судебных слушаний и будет содержать информацию о преступлении и ходе расследования. Вторая появится день спустя с описанием атмосферы вокруг судебного процесса: как ведут себя обвиняемые, пришла ли в суд «группа поддержки», как настроены адвокаты. Третья будет опубликована в день оглашения приговора. Здесь журналист подведет итоги процесса, представит доводы обвинения и адвокатов, сообщит о наиболее примечательных эпизодах судебных слушаний. Наконец, четвертая статья выйдет на следующий день после оглашения приговора и будет содержать информацию о приговоре, рассказ о том, как восприняли его участники процесса, а также повторение доводов обвинения и защиты и краткую историю процесса.

Если же журналист освещает отдельные заседания суда, тогда каждая заметка строится по следующей схеме: вначале дается последняя информация о ходе процесса, затем – общая информация о рассматриваемом деле, затем – доводы обвинения и защиты. Здесь главное – выдержать пропорции между новой и старой информацией, чтобы статья была и интересна тем читателям, кто за процессом следит, и понятна тем, кто узнал о процессе только из этой заметки.

Иногда журналисты сталкиваются с необходимостью написать «многопредметную» новость – заметку о нескольких событиях, связанных одной общей темой. Подобные заметки чаще всего встречаются в парламентской хронике и в новостях из-за рубежа, когда, к примеру, депутаты в один день приняли сразу несколько важных законов или на одно и то же событие отреагировали политики и граждане сразу в нескольких странах. В этом случае рекомендуется выбрать наиболее важное событие А (самый важный из законов или самая яркая из реакций) и начать заметку с него.

-21-

Структура заметки будет следующей:

Ядро – краткий рассказ о событии А.

Деталь – подробный рассказ о событии А.

Бэкграунд – начинающийся со слов «кроме того» краткий рассказ о событиях Б, В и т.д.

Для передачи в новостной заметке слов ньюсмейкера существует следующее правило: все, что можно перевести в косвенную речь, излагается от лица журналиста. Это делается потому, что, во-первых, кавычки сильно затрудняют чтение, а во-вторых, всегда журналист может передать мысль ньюсмейкера короче и точнее, чем сам говорящий. С другой стороны, наличие в тексте прямой речи создает иллюзию того, что слова человека переданы без искажения, тогда как передача их в косвенной речи может вызвать впечатление, что журналист вместо слов собеседника навязывает свое мнение об этих словах. По этим причинам вообще без цитирования при передаче сказанного обойтись нельзя, но оставлять в прямой речи рекомендуется только самые важные и самые колоритные фразы ньюсмейкера.

В заключение главы приводим руководство для журналистов одной из московских газет о том, как писать статьи. Его также можно использовать при написании расширенной новостной заметки.

ЗАМЕТКА ПИШЕТСЯ ТАК:

1) Собирается материал, то есть:

• выслушиваются две противоположные стороны ситуации – обвиняющий и обвиняемый, протестующий и тот, против кого протестуют, и т.п. Если вторая сторона явно не представлена (например, протест против власти, а она плевать на это хотела), то изучается позиция этой стороны;

• наблюдается картинка события (например, демонстрация или ход пресс-конференции), при этом обращается особое внимание на детали (кто сказал глупо или смешно, кто во что одет, кто оговорился и поправился и т.п.), картинка записывается подробно;

• осмысливается цель и значение предмета заметки (важно для общества, но нелепо реализуется или, наоборот, сущая чепуха, а надувается).

2) Пишется текст, то есть:

• заголовок, который полностью соответствует смыслу заметки;

• подзаголовок, который кратко описывает событие;

• вводка, которая кратко – не более 10% от общего объема заметки – излагает сюжет;

• первый абзац, который рассказывает о событии более подробно;

• второй абзац, в котором излагается позиция одной стороны;

• третий абзац, в котором излагается позиция другой стороны;

• четвертый абзац, в котором описывается реакция общественности;

• пятый абзац с прогнозом эксперта;

• шестой абзац с неявно выраженным отношением корреспондента-автора.

-22-

Новости – информация, необходимая людям для принятия решений, и сообщения об отклонениях от естественного хода событий. Отбор новостей для публикации происходит по следующим критериям: значение события (масштабность или возможные последствия) и наличие в нем элементов читательского интереса, таких, как близость события, участие в событии знаменитостей, «человеческие аспекты» события. «Перевернутая пирамида» – схема написания новостей, когда заметка начинается с сути события, а затем следует прочая информация в порядке убывания важности. Короткая новость отвечает на основные шесть вопросов (Кто? Что? Где? Когда? Почему? Каким образом?). Расширенная новостная заметка состоит из ядра (основная информация о событии), деталей (подробный рассказ о событии) и бэкграунда (информация, напрямую не связанная с событием, но позволяющая глубже понять его смысл). В зависимости от информационного повода различают новость-факт (сообщение о ситуации), новость-событие (сообщение о действии) и новость-цитату (сообщение о выступлении). Виды актуальности – непосредственная, латентная, календарная, собственная и кажущаяся. У длящегося события информационными поводами будут его важнейшие фазы. Многопредметную новость рекомендуется начинать с подробного рассказа об одном событии, а затем добавлять краткие рассказы об остальных событиях. Передавать слова ньюсмейкера лучше в косвенной речи, оставив в прямой лишь самые важные и самые колоритные фразы.

-23—

◄◄ в оглавление ►►

в раздел библиотека

Дарья Морозова прочитала в ШБМ лекцию об особенностях работы корреспондента-международника

12 ноября 2018 г. РСМД организовал встречу специального корреспондента ИА «Интерфакс» Дарьи Морозовой с учащимися Школы будущего международника НИУ ВШЭ. В ходе своей лекции «Работа журналиста-международника на примере освещения деятельности МИД России» Дарья дала ответы на многие вопросы о профессии корреспондента, входящего в пул МИД.

Работа журналиста информационного агентства не похожа на работу в печатных СМИ или на ТВ. Основное отличие — это техника написания и временные рамки. Информационные агентства работают в условиях сжатых сроков. Их главная цель: точно и четко передать информацию, опередив своих коллег-конкурентов из других информационных агентств. Журналисты информационных агентств пишут новости по общепринятым шаблонам, что позволяет им увеличить скорость работы. Такая работа требует от журналистов определённой цепкости ума, навыка работы с большим потоком информации и быстрого и четкого формулирования своих мыслей.

Помимо задачи быть первыми в новостных лентах, у журналистов агентств есть и другая задача: получить и обнародовать эксклюзивный материал. Уникальность материала и быстрота его передачи — главные компоненты успешной новостной публикации. Такая работа предполагает высокий уровень ответственности за исходный материал. Газетные СМИ берут информацию с новостных лент агентств в качестве основы для своих материалов.

На сегодняшний день почти каждое государственное ведомство имеет в своем штабе пресс-секретаря, а также пул журналистов, которые освещают новостную повестку ведомства. Пул — это группа журналистов, состоящая из представителей СМИ из информационных агентств, телевидения и печатных изданий. Пул освещает определенную тему и привязан либо к отдельной личности (спикеру), либо к конкретному ведомству. Журналисты пула, как правило, первыми приглашаются на мероприятия. Кроме того, они сопровождают своего спикера в командировках. В Министерстве иностранных дел таким спикером является глава МИД России Сергей Лавров. Так как журналисты пула МИД имеют прямой доступ к первым государственным лицам и высокопоставленным чиновникам, к ним предъявляются особые требования, обусловленные необходимостью поддержания повышенной безопасности. И прежде чем включить журналиста в состав президентского или МИДовского пула, редакция пишет подробное письмо с указанием личных данных о журналисте, которого они хотели бы включить в пул. Эти данные в среднем проверяются около месяца. Как правило, аккредитацию для пула получают, как минимум, два человека от редакции. Это объясняется насыщенностью программы министра и его частыми зарубежными поездками. Один человек не сможет сопровождать своего спикера всегда и везде.

Существует несколько форматов работы журналистского пула. Первый из них — пресс-конференция. Это одна из самых распространённых форм работы спикера с прессой. Глава МИД России Сергей Лавров проводит большую пресс-конференцию раз в год. Зачастую журналистов просят заранее прислать свои вопросы для построения сценария пресс-конференции. Однако не всегда это так. Например, в ходе брифинга директора департамента информации и печати МИД России Марии Захаровой вопросы могут задаваться и в случайном порядке.

Другой формат работы — журналистские запросы. Запросы с просьбой прокомментировать то или иное событие направляются в письменном виде в департамент информации и печати МИД России. Как правило, департамент быстро предоставляет свои комментарии.

Следующий формат — один из самых сложных, но в то же время интересных — интервью. Интервью позволяет журналисту лично пообщаться с спикером и задать уточняющие вопросы. Для организации интервью потребуется прохождение нескольких этапов: первое, что делает журналист, устно договаривается о встрече с представителем пресс-службы. Затем журналист направляет письменный запрос на бланке своего информационного агентства. После этого ему необходимо согласовать с пресс-службой вопросы, дату и время проведения интервью.

Как правило, интервью длится не более 30–40 минут. Самая сложная работа впереди: журналисту необходимо расшифровать полученное интервью и направить текст в пресс-службу на согласование. В случае с ИА, вопросы интервью предварительно «отписываются» новостями, а уже потом публикуется полный текст на сайте. Формат интервью сложен тем, что он занимает у журналиста большое количество времени: примерно, 3 дня на согласование интервью, 30–40 минут на само интервью, 2–2,5 часа на расшифровку и пара дней на согласование итогового текста с пресс-службой.

Еще один не публичный, но не менее важный формат работы пула — это бэкграунд-брифинг. Его суть заключается в том, что журналист никогда не сможет опубликовать услышанную информацию. Спикер собирает приближенный пул и отвечает абсолютно на любые вопросы журналистов, а также сам разъясняет текущую ситуацию по тем или иным вопросам.

Последние (но не по значимости) форматы работы пула — это сопровождение спикера в зарубежных поездках и посещение приемов. Такие форматы позволяют пообщаться с дипломатами, в том числе заместителями министра в неформальной обстановке, договориться о будущих встречах или интервью. Например, МИД России раз в год проводит встречу для прессы, отдельно для иностранной и отдельно для российской.

Очевидно, что работа в пуле Министерства иностранных дел России — одна из самых кропотливых и тяжелых в сфере журналистики. Какими навыками должен обладать журналист для того, чтобы эффективно встроиться в такой рабочий процесс? Дарья Морозова убеждена, что журналистская работа в МИДовском пуле потребует от кандидата аналитического склада ума и любопытства. Это позволит лучше и быстрее ориентироваться в гуще новостных событий. Также не обойтись без определенного бэкграунда в истории, международных отношениях и политических науках. Еще один важный навык — это умение грамотно излагать свои мысли, как письменно, так и устно. В силу специфики работы в пуле Министерства иностранных дел, будущий журналист должен владеть как минимум двумя иностранными языками. Безоговорочно, первый — это английский язык, а вот второй уже на усмотрение журналиста. На данный момент, популярными иностранными языками являются арабский, фарси, пушту и японский. В век цифровизации следующим не менее важным навыком или даже скорее требованием к журналисту является умение работать с техникой. Так как журналист пула должен быстро получить информацию и первым ее опубликовать, процесс написания новости происходит при помощи телефона, планшета и записывающего устройства. Не обойтись и без знаний основ журналистской этики, которое позволит журналисту не растеряться в каких-то сложных ситуациях. Также работа в пуле требует от журналиста творческого подхода.

Вопрос о необходимости журналистского образования тоже не остался без комментария спикера. В какой-то степени Дарья согласна с убеждением о необходимости образования в области журналистики. По мнению спикера, именно такое образование снабдит будущего журналиста всеми необходимыми навыками и знаниями. Однако, это не означает, что люди с бэкграундом в смежных журналистике областях имеют меньшие шансы на построение карьеры. Очень многое зависит от типа СМИ, на работу в котором претендует человек. Специфика работы в информационных агентствах такова, что журналистская работа здесь больше походит на ремесло, которому можно обучить человека. Главное, желание развиваться в этой среде и получать новые знания и навыки.

В ходе сессии вопросов и ответов, Дарье был задан вопрос про характер отношений в пуле между журналистами из разных информационных агентств. Как в условиях повышенной конкуренции сохранять здоровую рабочую атмосферу в пуле? Дарья подчеркнула, что несмотря на постоянную гонку внутри пула, журналисты помнят о том, что, прежде всего, они коллеги, и проявляют уважение к деятельности друг друга. Это как раз тот самый необходимый навык владения журналистикой этикой, без которого в данной профессии никак не обойтись.

Следующая лекция РСМД в рамках Школы будущего международника НИУ ВШЭ состоится 10 декабря в 18:30 по адресу: улица Большая Ордынка, д.47/7, аудитория 202 и будет посвящена тому, как написать репортаж из горячей точки. Следите за анонсами на сайте РСМД и в социальных сетях!

Напоминаем Вам о том, что РСМД продолжает прием заявок на Конкурс молодых журналистов-международников 2018.

Школа дизайна НИУ ВШЭ

В чем отличие профиля «Фэшн-журналистика» от уже существующего в Школе дизайна профиля «Медиа и дизайн»?

Для того, чтобы заниматься журналистикой в сфере моды, нужно разбираться в моде. Есть предубеждение, что это нечто поверхностное, но на самом деле, за экспертизой в фэшн-области стоит большой бэкграунд и насмотренность, информированность, понимание сути происходящего — это основа для того, чтобы сделать что-то достойное. Этим мы тоже будет заниматься. Еще больше, чем в традиционных медиа, в моде превалирует власть образа. Так что акцент будет в еще большей мере на картинку — и вообще на эстетику.

«Четвертая власть». Применимо ли это выражение к фэшн-журналистике?

Фэшн и медиа шли всегда рука об руку. Мода, как мы ее понимаем, сложилась в начале XX века — примерно тогда же, когда сложились современные медиа. Можно сказать, что медиа для моды — основная среда существования. Мы взаимодействуем с самой одеждой не так часто, как с изображениями и текстом о ней. В этом смысле модный журнал всегда был такой таможней — точкой влияния, через которую проходили сообщения от брендов к покупателям. Влияние фэшн-журналистов огромно. Самый очевидный пример — Анна Винтур, главный редактор американского Vogue, человек, позиция и мнение которой может очень существенно повлиять, скажем, на судьбу молодого бренда. И не только она — любой журналист в сфере моды может оказать реальное влияние на развитие марки, ведь развитие во многом зависит от медийной поддержки. Часть работы редактора и журналиста в моде — постоянно искать и продвигать новые и интересные марки.

Кто будет преподавать на новом профиле?

При выборе преподавателей мы будем ориентироваться на практику, на вход в индустрию. Мы будем приглашать редакторов, стилистов и критиков, кто практически занимался и занимается созданием ведущих изданий — как печатных, так и диджитал. У нас на направлении «Мода» в Школе дизайна НИУ ВШЭ кстати уже преподают очень опытные специалисты в этой области: например, Екатерина Павелко, которая много лет была директором моды журнала Esquire.

Кем и где будут работать выпускники?

В первую очередь, мы обучаем журналистов и редакторов. Но так как журналистика и PR в моде довольно близки, связи с общественностью — еще одна возможность профессионального развития. Я не думаю, что есть что-то невозможное. Можно попасть в редакцию крупного издания в Лондоне? Это сложно, никто не может этого обещать. Но есть вдохновляющие примеры. Например, Карина Добротворская, которая когда-то была редактором российского Vogue, а сейчас является президентом и редакционным директоров Brand Development в Condé Nast International в Лондоне. Можно сделать невероятную карьеру в области моды, хотя, конечно, не каждый на это способен. Но примеры, доказывающие, что это реально — есть.

Редакторка The Economist: Общение через соцсети – пропаганда, и журналистику это не заменит

Энн приехала в Киев по приглашению инвесткомпании ICU на Украинский финансовый форум. Во время визита она дала эксклюзивное интервью Андрею Яницкому, руководителю Центра журналистики при Киевской школе экономики.

Как работается экономическому журналисту в эпоху фейков и постправды, есть ли доверие к медиа сегодня, влияет ли пресса на принятие важных государственных решений, а также можно ли говорить о журналистской солидарности. Интервью одновременно выходит на VoxUkraine и на НВ Бизнес.

Чем экономический журналист отличается от просто журналиста? Можно ли утром писать о культуре, а вечером — об экономике?

Это специализация. Нужно иметь определенные навыки, например, быстро понимать графики и таблицы, понимать, что экономика — не статична, улавливать эти перемены. У меня бэкграунд политического журналиста. И мне нужно было быстро переучиваться. Все это доставило мне достаточно много «боли», я часто просила коллег о помощи. Например, я делила офис с экономическим редактором — и это оказалось хорошим сочетанием. То есть без хорошего фундамента вы не станете экономическим журналистом.

Но чтобы писать об экономике легко и интересно, вам нужно чувствовать общество. Иначе это будет группа экономистов, которая пишет друг для друга. Зачастую складывается ощущение, что экономисты просто разговариваю через прессу друг с другом, сосредоточены на узких вопросах и не видят картины в целом.

Поэтому когда вы говорите, можно ли утром писать о культуре, а вечером — об экономике… Конечно, есть специфика, которую вы должны понимать. Что такое кредитные рейтинги, доходы на душу населения, денежные потоки. Вы должны понимать, что происходит. Но мой ответ: «А почему бы и нет?»

Если ваша экономическая журналистика не основана на культуре вашего сообщества, то она будет очень ограниченной.

Но все же дополнительное образование по экономике не помешает?

В нашей медиагруппе The Economist примерно половина сотрудников имеет экономическое образование Оксбриджа (так одним словом называют британские Оксфордский и Кембриджский университеты, — авт.) или американского эквивалента. И, следовательно, им комфортно работается со всей этой информацией. Но у нас есть разные уровни экспертизы. И при необходимости мы обращаемся к коллегам.

Опять же, есть макроэкономика, а есть финансисты — и это совсем другая работа. Когда у нас в редакции начинаются экономические дебаты, я могу сказать: «Это не работает, потому что я уже освещала такие реформы в России, и они не сработали». А мой коллега скажет: «Да, но сейчас ситуация совершенно другая». По-моему, такое сочетание [теоретических знаний и практического опыта] — это очень интересно, это умный подход к написанию материалов.

Но особенно я поддерживаю рост значения журналистики данных. Я в The Economist уже девять лет, и работа с большими данными выходит на первый план. Это мощный ресурс информации. Когда я только начинала, наши таблицы и графики были скучными. А теперь посмотрите, как красиво можно представить данные, какими интерактивными они могут быть, какими интересными.

Сейчас у нас целый отдел занимается графиками. Мы показываем вероятность наступления событий, используя spread-betting (инструмент биржевой торговли). Это фантастическая область работы, куда мы приглашаем самых лучших и часто самых молодых, потому что они хороши в журналистике данных. Мне кажется, что это как раз та область знаний, через которую происходит превращение из просто журналиста в журналиста экономического, в узкого специалиста.

Недавно я была на церемении вручения премии по экономической журналистике со своим давним коллегой Ричардом Дейвисом, автором книги Extreme Economies. Мы беседовали с экономистами из Foreign Office (министерства иностранных дел). И я им сказала, что тут, наверное, лишняя — я же не экономист по профессии. На что получила ответ, что объяснять экономические процессы — это важная миссия. Люди не смогут воспринять то, к чему не имеют доступа. То есть нужен баланс между экспертизой и умением представить ситуацию так, чтобы это было понятно гражданам.

Когда говоришь об экономике, люди могут даже не понимать, хорошо это или плохо. Не потому, что они не умны, а потому что достаточно сложно разобраться во всей этой информации, которая выливается на нас каждый день.

Глава Банка Англии (Центробанка Великобритании) Марк Керней сказал, что «из-за брекзита цены на жилье упадут». Он говорил об этом, как об опасности. Но я сказала Марку, что 90% людей воспримут эти слова как хорошую новость? Жилье дорогое, они не могут себе позволить покупку недвижимости. И человек думает: «у меня есть дом в Лондоне, но я думаю о том, как мои трое детей смогут себе позволить дом в Лондоне».

То есть глава Центробанка говорит о чем-то плохом, а большинство людей думает, что это «нормально звучит». Это тот случай, когда представление экономических фактов может восприниматься совершенно иначе.

Что бы вы посоветовали читать, смотреть или слушать, чтобы понимать то, что происходит в мировой экономике?

Financial Times, Wall Street Journal, немного альтернативного мнения с критикой Трампа. Потому что многие медиа начинали с позиций абсолютной враждебности к Трампу, бывший мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг даже сказал, что «едва ли кто-то мог предвидеть, что экономика будет столь хороша в годы правления Трампа, рынки очень хороши, спорное снижение налогов принесло свои результаты». Вы можете давать большой критический анализ, но вы должны знать, что есть и другая интерпретация фактов.

И еще я бы обратила внимание на альтернативную экономику, вызовы привычной экономике. Есть много интересных работ New Economics Foundation. Есть интересная дискуссия о росте экономики. Раньше все были сосредоточены на росте (кстати, Украине точно нужно больше экономического роста). Но теперь чаще говорят об изменении климата, балансирует ли рост экономики эти изменения. И часть молодого населения воспринимает эти вопросы очень серьезно, потому что это касается их будущего благополучия. Поэтому экономические модели, сосредоточенные на максимизации экономического роста, сегодня под вопросом. «Зеленые» набирают все больший вес в Германии, и это влияет на доводы в этой дискуссии. Хотя я верю, что можно совмещать вопросы изменения климата с экономическим ростом.

И слушайте подкасты, конечно. В первую очередь The Economist — очень хорошая основа для понимания того, что происходит в бизнесе и финансов. Еще хорошие подкасты делают Financial Times.

А кто лучше освещает Восточную Европу, Украину, в частности?

Тут я должна быть очень аккуратна. Мы, конечно же, освещаем Украину очень хорошо. Но ежедневные и информационные агентства могут себе позволить корреспондента или целые корреспондентские пункты на месте. Поэтому перед поездкой в Украину я бы читала помимо The Economist еще и FT, и Bloomberg, если мне нужны детали.

В целом есть проблема с освещением стран, которые появились после распада Советского Союза. Были корреспонденты, которые писали об Украине во время революции. Но бизнес-модели меняются и надо быть реалистами.

Хорошо также, что в Украине есть своя англоязычная газета Kyiv Post — это дает больше информации для иностранцев.

Как еще Украина могла бы доносить информацию о себе на глобальном уровне?

Есть разные возможные модели. Это сложно в большой современной глобальной войне за внимание. Слишком много всего в мире происходит.

И если вы ищете возможность «забросить» в ленты новостей как можно больше информации об Украине, то ищите союзников. Даже тех, с которыми не совсем согласны. Ищите людей, которым интересны истории из Украины, пишите им на фрилансе.

Вот Христя Фриланд была корреспондентом в Киеве, когда я была корреспондентом в Москве. И у нее сложилась прекрасная политическая карьера после журналистской. Она нашла этот путь и правильные слова.

Как редактор я вам скажу — это мое частное мнение, не компании, — что очень сложно найти нишу, в которой вы станете частью глобальной дискуссии. К моему сожалению, геополитика и вопросы безопасности редко становятся темой для детального разбора. Конечно, мы в The Economist уделяем этому внимание, но чаще всего все заканчивается короткими новостями BBC и других вещателей.

Но история с Зеленским, которая случилась, — это скорее исключение. Все спешат рассказать о том, как это позорно для Трампа. Но чтобы понять суть этой истории, надо понять Зеленского. И вот я здесь, ищу ответы на свои вопросы.

Это не обычный пример, потому что ситуация щекотливая. Но очень часто журналистика пытается «поймать момент». Вы можете работать над темой годами, писать хорошие статьи, фрилансеры знают об этом лучше всех, потому что умеют выдавать отличные истории с весьма скромным финансированием. И затем что-то случается — и совсем другая история занимает центральное место в новостях.

Единственное, что точно стоит делать, — учиться работать в мультимедийных форматах. Делать хорошие фильмы, подкасты, вести социальные сети, клипы снимать, встраивать все это в свою коммуникационную стратегию. Журналисты должны уметь работать с мультимедиа.

И, конечно, не нужно расстраиваться, когда об Украине пишут мало. Украина — это большая страна, внимание к ней вернется рано или поздно. И, как показал опыт последних дней, это может проявиться даже больше, чем мы ожидали. Неожиданно вы обнаружили себя в центре глобального внимания. Я обсуждала это сегодня со студентами Центра журналистики KSE. Возможно, что из-за этого будут какие-то негативные последствия, но позитивный момент в том, что неожиданно стало заметным все, о чем вы пытались сказать миру целый год.

В Украине олигархи по-прежнему влияют на медиа. Возможно, есть рецепт, как избавиться от этого влияния?

Ответ простой: разнообразие. Я работаю в The Economist, которым владеют разные акционеры, и нет одного человека, который бы стоял за изданием. И я рада этому. Но я работала с удовольствием и в The Times Руперта Мердока, и в Daily Mail лорда Ротермира. Я видела разные модели. И, конечно, я работаю с BBC — общественным, а не государственным вещателем. BBC финансируется через лицензионные сборы, которые устанавливаются правительством, и это подразумевает конфликты и столкновения с правительством.

Какие выводы я делаю из этого? Все работает, когда есть разнообразие. Многие «левые» думают, что в Британии слишком много «правых» медиамагнатов. Другие думают, что ВВС склоняется не в ту сторону, что вещатель становится слегка «левым». The Guardian имеет сильный «лево-центристский» голос, финансируется совсем иначе — через независимый траст.

Кто-то верит в новое поколение медиа — Vox, Buzzfeed. И тут есть о чем волноваться. В Америке Vox, который еще несколько лет назад был стартапом в медиа, покупает New York Magazine.

Другое дело, что разнообразие само по себе не решает всех проблем. Всегда будут обвинения в приверженности кому-то, во влияниях. Но какая альтернатива? Госконтроль? Я бы действительно не хотела этого.

Другая большая проблема в Украине — это скрытая реклама, которая маскируется под журналистику.

Новые технологии сегодня позволили каждому быть инфлюенсером — широко распространять свое мнение и влиять на людей. Для многих это работа. Это форма журналистики, но это безответственная форма журналистики. Например, в сфере фешн-индустрии это вызов классическим изданиям о моде. Нравится нам это или нет — это существует. Проблема с инфлюенсерами в том, что сложно понять, заплатили им за это мнение или не заплатили. Для тех инфлюенсеров, которые хотят, чтобы их воспринимали серьезно, важно быть открытыми, четко пояснять, почему они делают свой блог и как они маркируют рекламные посты.

Думаю, что все издания в разное время дискутировали о том, на какие жертвы можно пойти ради рекламы. Хорошо зарабатывать столько, чтобы можно было ответить на любое предложение: «Я не буду этого делать, независимо от уровня оплаты». Но это не так просто, если вы, например, Evening Standard, которая находится под постоянным финансовым давлением. Эта газета распространяется бесплатно, и это очень сложная финансовая модель. Они стараются делать настоящую журналистику, у них есть правильные журналисты, но большая часть их статей — это реклама. Они должным образом маркированы. И когда я была там заместителем редактора, я бы хотела, чтобы газета имела больший коммерческий успех и чтобы нам не нужно было писать такие статьи вообще. Но иногда издания вынуждены писать такие статьи, выбирая между выжить или умереть.

Более важно, как вы информируете своих читателей о том, где журналистика, а где реклама. Я говорила об этом с молодыми подкастерами. Когда вы слушаете подкаст, вы должны четко понимать, когда реклама начинается и когда она заканчивается. Лично я в подкастах не читаю рекламу, считают, что это очень сложный переход для журналиста — от объявления к передаче. Но американские подкастеры делают это все время, они верят, что аудитория понимает разницу. Мне кажется, что так мы подрываем доверие, потому что слушатель думает: «А в самом ли деле этот человек говорит правду? Если он мне только что говорил, что на матраце Каспер отлично спится, а он ведущий шоу…» Если вам не поверят насчет матраса — это не конец света. Но если вы пытаетесь сказать что-то более серьезное?

Я не знаю, как именно такие вещи регулируются в Украине, но я бы выступала за саморегулирование. Когда много здравомыслящих людей с разными точками зрения сходятся во мнении, что это возможно, а это невозможно.

Извините за пессимизм, но я не верю, что реклама под видом статей исчезнет, потому что за этой технологией стоят деньги. Но мы можем сделать так, чтобы читатель лучше понимал разницу между рекламными и редакционными материалами. И чтобы если интервью сделано на определенных условиях, то чтобы мне об этом рассказали.

Сейчас много новостей о появлении профсоюзов журналистов в ответ на сокращения. Могут ли журналисты объединяться или они как коты — сами по себе?

Есть разные ситуации, но я бы была осторожна. Журналисты разобщены, особенно в западном мире. Есть несколько профсоюзов, которые созданы скорее для юридической защиты. И они не очень активны.

Большие корпорации, такие как ВВС, работают с объединениями. Но профсоюзы могут и тормозить развитие медиа. Например, когда вам нужно внедрить инновации, появляются новые вакансии, а новую работу вы сначала должны предложить внутри компании, а только затем искать журналистов на рынке. Мне это не очень нравится, я за свободный рынок. Но я также вижу, что объединения могут играть положительную роль, когда против журналистов выступают влиятельные силы.

Большинству западных редакций профсоюзы не подойдут, потому что вы и так можете доказать свою правоту — вам не нужно для этого объединение. Но если есть прямое давление или угроза для журналистов, тогда объединение может сыграть свою роль, может быть рычагом влияния, выражать мысли сотрудников и влиять на условия труда.

Многие медиа нашли форму объединений без профсоюзов — с системой представителей от коллектива. Возможно, этот вопрос нужно изучить отдельно, с цифрами и фактами.

Могут ли журналисты сегодня влиять на решения политиков? И должны ли влиять, должны ли брать на себя функцию адвокатов реформ.

Да, конечно. Журналист — это не статист. Это наши вечные разговоры про объективность, честность и непредвзятость. Но хорошее информирование — это не беспристрастность.

Ваш долг — информировать. Информация должна быть подтверждаемой (в Центре журналистики KSE мы говорим о «доказательной журналистике» по аналогии с «доказательной медициной», — авт.). И это абсолютно нормально, когда вы выступаете за или против чего-то, доносите свою позицию предельно ясно. Открытость и прозрачность — это ваш главный рубеж.

Конечно, всегда есть вопрос личных симпатий — это частая критика. Поэтому заявления журналистов о том, что они абсолютно объективны, опасны. Например, если я освещаю какое-то событие, опираясь на свои источники, стрингеров, переводчиков, контакты и проч., то я могу описать картину, которая будет правдой в широком смысле. Но все-таки мои конкуренты, которые будут опираться на свои источники, могут сделать это чуть иначе. И это не означает, что мои конкуренты или другая сторона более объективны.

Часто говорят, что нам не нужны журналисты, чтобы общаться с людьми, что можно общаться напрямую через соцсети. Это не так, потому что такое общение — это пропаганда. Какой бы она изощренной ни была.

Любая журналистика, которая не предполагает коммуникации, которую нельзя поставить под сомнение, — это не журналистика. Есть старое доброе определение, что журналистика — это то, что кто-то никогда не хотел бы видеть опубликованным, а все остальное — это реклама. И это на самом деле так.

Должны ли вы влиять? Конечно, вы должны это делать. Если вы пишете о политике или об экономике и знаете, что новая реформа приведет к росту безработицы, должны ли вы написать об этом? Конечно. И вы не можете просто сказать: вот цифры, смотрите сами. Вы должны пояснить ситуацию, вы должны быть готовы к вопросам со стороны общества.

Выступая за реформы, подумайте, что вы будете говорить, если они не сработают. Как я выступала за школьную реформу в Великобритании. И кое-что из этого получилось, но кое-что получилось совсем не так. И я теперь хотела бы знать, почему реформа, за которую я выступала, в некоторых случаях не сработала. Я бы хотела написать об этом и пройти эту фазу самокритики.

Самокритика — не самое сильное место кого бы то ни было. Но когда приходит время подводить итоги, мы должны быть готовы отвечать на вопросы публики. Это не объективный подход. Но это подход, которые позволяет вам видеть результаты своей работы.

Журналист – это очень сильно общественно направленный человек

– Конечно, людям всегда интересна жизнь других, и я не отвергаю блогосферу как таковую. Я считаю, что… во-первых, считаю я или нет, не имеет никакого значения, она существует и будут существовать, но я понимаю, почему это привлекает внимание. Я просто возражаю, когда мне говорят, что блогер – это журналист, вот тут я говорю: «Нет – не журналист». При этом не с ощущением, что вот мы журналисты – выше, совсем нет, просто это другая профессия, не надо путать эти вещи.

Еще бы заметил, что те блогеры, у которых огромные аудитории по пять-десять миллионов и даже больше, а есть даже такие, у кого под сто миллионов, по-моему, в Латинской Америке у какой-то певицы, не важно, – что это все-таки, как правило, не эксперты, это люди, которые обсуждают горячие темы. И вот тут они пытаются заниматься журналистикой на самом деле, а это не то.

– Мы затронули очень важную тему бэкграунда: блогер пытается заниматься журналистикой, но у него где-то что-то почему-то не получается. Что же все-таки отличает эту условную латиноамериканскую певицу и журналиста, который называет себя журналистом и, возможно, даже выполняет какие-то журналистские обязанности? В чем между ними принципиальная разница, откуда берется эта «экспертность» у журналиста? Все-таки журналист – это человек, который вышел из какой-то профессиональной среды, или что дает ему право называть себя журналистом?

– В последнюю очередь – диплом об окончании журфака. Я, например, окончил биолого-почвенный факультет МГУ и вообще считаю, что нельзя научить человека быть журналистом, так же как и писателем, и художником. Это очень специфическая профессия, и я полагал бы, что к ней человек приходит только накопив некоторый опыт, чуть-чуть понимая жизнь.

Лучше бы иметь какое-то другое образование: историческое, филологическое, философское, чуть-чуть повращаться в жизни и только потом прийти к выводу, что я хочу заниматься журналистикой. Потому что, в конце концов, журналист – это человек, которого беспокоит то, что происходит вокруг него, в его стране, это не оставляет его равнодушным, он переживает и он хочет каким-то образом на это повлиять.

Ведь у журналиста нет инструментов влияния, законы и все такое прочее, он может только обращать внимание общества и власти на то, что не в порядке, и может донести до своей аудитории информацию о том, что происходит в вашем городе, в вашей области, в вашей стране. Журналист – это очень сильно общественно направленный человек. Отсюда и возникает тот самый долг.

Журналистом, на мой взгляд, движет чувство справедливости и небезразличия к тому, что происходит вокруг. Это глубоко общественный человек.

Владимир Губарев: самое интересное в журналистике – это наука

Вопрос, не устал ли автор от этой работы, был бы как минимум неуместен.

— Я считаю, что наука – это самое интересное в журналистике. Та работа, которую я делаю, доставляет мне наслаждение, я купаюсь в общении с великими людьми. Мне посчастливилось встречаться с крупнейшими учеными нашей страны и мира, на моих глазах прошли удивительные события. Наука меняется очень быстро, и мне интересно, как тот или иной человек к этому подходит, что он думает, переживает. И это настоящая драматургия!

Партийный отбор

Научная журналистика в нашей стране возникла не сама по себе – на то была государственная надобность, вспоминает Владимир Губарев.

— Приближался полет Гагарина, и его надо было освещать квалифицированно. Но в нашей прессе по части науки в то время была полная графомания. Поэтому потребовались люди, которые умели писать и притом знали, что такое наука. Знаменитая дискуссия физиков и лириков возникла потому, что были нужны такие физики, которые одновременно были и лириками. Существовало две школы – школа Виктора Болоховитинова, который создал «Науку и жизнь», и школа Михваса – Михаила Хвастунова, нашего учителя в «Комсомольской правде». Шел отбор по партийной линии – вызывали в горком и спрашивали: «Дорогой, не хотел бы ты поработать вот на такую тему?». Всего отобрали человек пятнадцать.

— Любопытно, как в горкоме определяли, кому делать предложение.

— Мы, будучи студентами, научными сотрудниками, писали стихи, рассказы, тем самым подрабатывая. Поэтому нас знали. И вот меня, работавшего в одном из институтов, тоже позвали и сказали – надо всего на год пойти в «Комсомолку». Я – к своему руководителю, академику Доллежалю: «Николай Антонович, пойду на год». «Знаешь, что, — ответил Доллежаль, — в 1946 году у меня один вот так же попросился отойти поиграть в шахматы и до сих пор не вернулся». Это был гроссмейстер Ефим Геллер. Я оказался вторым.

В «Комсомольской правде», в которой я проработал 16 лет и где состоялся как журналист, мой первый материал назывался «Азовские устрицы». Летом с отцом мы отправились на рыбалку на Азов, и там меня поразило, как движется речной берег – а это оказались пустые раковины от устриц. Мне стало интересно, как это происходит, я написал об этом заметку. Прошел год – и вопрос о моем возвращении уже не возникал.

Высший пилотаж

Тот отбор людей с научным «бэкграундом», как показали дальнейшие события, был совершенно правильным.

— Мы были инженеры, у нас не было ограничений – у меня, например, по прежней работе имелась первая форма допуска к секретным документам, поэтому нам доверяли. Первое, что мы сделали, — по договоренности с Сергеем Павловичем Королевым заслали нашу коллегу по «Комсомолке» Тамару Кутузову в отряд космонавтов. Это был наш агент – она там работала уборщицей. Никто, кроме Королева и нас, об этом не знал. И у нас была полная информация о том, что происходит, как готовится первый полет в космос. Мы, например, знали, что отобрано шесть человек.

В конце марта 1961-го стало известно, что пуск состоится до 20 апреля. Я позвонил генералу Волынкину, директору института авиационной и космической медицины ВВС, и в экстренном режиме прошел всю стадию подготовки космонавта к полету. Мне важно было самому почувствовать, что испытывают космонавты, крутясь, например, в центрифуге. И после этого написал текст на целую полосу – «Завтра полетит человек». Поздним вечером 11-го апреля этот материал с визой Волынкина лег на стол нашего главного редактора Юры Воронова. Но когда его печатать? Может, завтра, 12-го? Стали рассуждать: «Нет, наверное, завтра пуска не будет, раз полное молчание с космодрома». А никакой связи с Байконуром уже не было. Позже выяснилось, что Королев распорядился отключить связь с внешним миром, чтобы не было утечки информации. По 13-м числам, мы знали, Королев ни за что не запускал. Поэтому решили, что пуск будет 14-го…

Ошибка в этом прогнозе не помешала «Комсомольской правде» лучше всех написать о полете Гагарина.

— Нам было твердо известно, что полетит или Гагарин, или Титов. И мы знали, где их квартиры. К квартире Титова были заранее отправлены Ярослав Голованов и Илья Гричер, а к дому Гагарина – Тамара Кутузова и Василий Песков. И когда прошло сообщение о запуске, они поднялись в квартиру Гагарина. Вася тогда сделал знаменитый снимок Валентины Гагариной, ожидавшей возвращения мужа из полета.

Потом начались удивительные вещи, которые говорили о том, что мы отличались от остальных журналистов. Например, мы узнали, что Гагарин приземлился в нерасчетном районе. Но благодаря нашим связям с военными удалось посадить Васю Пескова и Пашу Барашева на спецрейс, который шел за Гагариным в Куйбышев, где он отдыхал на даче обкома. Так появилась серия хороших снимков и репортаж.

На протяжении пяти дней мы публиковали газетные номера с фотографиями из домашних альбомов, которые Кутузова и Песков взяли в квартире Гагарина. Ни у кого больше этих снимков не было. В тех номерах рассказывалось и о реальной подготовке космонавтов.

В истории советской и российской научной журналистики нет ничего лучше, чем те пять номеров «Комсомолки». Подчеркиваю – нет! Это пример журналистики высшей пробы, которую никто не перепрыгнет, потому что такого события, как полет Юры Гагарина, уже никогда не будет.

Журналисты тогда сработали сродни разведчикам. Впрочем, в КГБ Губареву один раз действительно предложили сменить профессию.

— В 1961 году мне предлагали перейти в спецшколу, затем уехать работать в Нью-Йорк разведчиком под прикрытием журналиста. Мне помогло то, что у меня не было журналистского образования. «Не могу», — ответил, — «давайте годика через два вернемся к этому вопросу, когда оно у меня будет». Но полетел Гагарин, и нас нельзя было трогать, мы были на виду, к тому же делали хорошую работу.

К нам и со стороны спецслужб было полное доверие. Единственный раз в истории ребята из КГБ нас, пятерых журналистов, писавших о космосе, собрали и говорят: «От кого-то из вас за рубеж идет информация, что скоро будет очередной пуск. Мы не знаем от кого конкретно, но от вас». Проходит месяца три, вновь те же ребята нас собирают: «Мы выяснили — утечка не от вас. Дело в том, что представители иностранных информагентств одновременно обзванивают вас пятерых. А вы все – в командировке. Значит, через три дня пуск».

Я сказал своей секретарше: «Вот тебе телефонный справочник Академии наук, будут звонить иностранцы – говори им по очереди, что я в том или ином институте». А сам уезжал на рыбалку. Я тогда не знал, что такое выходные дни – полгода проводил в командировках. А рыбалка позволяла отвлечься от дел.

Лучший фильм

Владимиру Губареву, по его словам, всегда было совершенно неинтересно общаться с чиновниками. Он никогда их ни о чем не просил – те, прямо по Булгакову, сами приходили и все давали, — но зато всегда отстаивал право на собственный взгляд на вещи.

— Знаете, как я в конце 70-х получил Государственную премию за свой фильм о Гагарине? На Центральном телевидении дали 28 замечаний – мол, в картине нет Брежнева и так далее, начали «перевоспитывать». Но я не принял ни одного замечания. Говорю: «Ребята, вы же просили меня сделать фильм о Гагарине, в нем все правильно рассказано, Брежнев в 1961 году был председателем Верховного Совета СССР и только вручил Гагарину Звезду Героя». После этого был устроен просмотр, на него пригласили председателя Гостелерадио Сергея Лапина, людей из ЦК КПСС. Посмотрели. Лапин говорит: «Вообще-то фильм хороший. А эти замечания… Да ну их! Давайте фильм пустим». А когда состоялся показ по телевидению, Брежнев позвонил Лапину и поблагодарил: «Вот ведь есть у вас хорошие фильмы!»

Тут же меня вызвали на коллегию Гостелерадио: «Владимир Степанович, спасибо за фильм, мы вам платим двойной гонорар». Отвечаю: «Знаете что, лучше переведите эти деньги нуждающимся детям, я делал фильм не из-за гонорара». Проходит два месяца, и здесь, дома, раздается звонок Виктора Афанасьева, главного редактора «Правды», где я тогда уже работал, возглавлял отдел науки: «У тебя виски есть? Приезжай с бутылкой». Приехал. Наливай, говорит Афанасьев. Интересуюсь – что за повод? Он достает свежий номер «Правды», показывает на первую страницу. Там — список лауреатов Государственной премии, среди них моя фамилия. Оказалось, что, когда обсуждался список, Брежнев спросил: «А там есть парень, который сделал фильм о Гагарине?». Ему ответили, что нет. «Как? Это же лучший фильм!» Так я получил Госпремию.

«Мина» под сердцем и Дантов ад

Детальный интерес к тому, как работают мастера своего дела, у Владимира Степановича один раз возник даже на операционном столе.

— Несколько лет назад врачи обнаружили у меня аневризму аорты. Лег в институт имени Вишневского на операцию. Но мне захотелось стать ее участником, наблюдать за ее ходом на экране монитора в операционной! Шансы на успех операции были пятьдесят на пятьдесят – подумал, если пятьдесят «сюда», то я напишу о том, как это было. А если «туда» – то я буду знать, как человек «уходит». Договорились с врачами, что они сделают местный, а не общий наркоз. Шесть часов шла операция. Но все это время надо было «держать» в норме артериальное давление, а для этого требовалось соблюдать спокойствие. И я вспоминал любимую рыбалку, то, как ловил ленка на Байкале, рассказывал об этом хирургам и при этом видел, что они делают. А затем написал повесть «Мина» под сердцем».

— Наверное, очень мало кто смог бы не то что спокойно беседовать с хирургами, а вообще смотреть на монитор: а вдруг «мина» взорвется… Страшно.

— Физиологический страх я испытал три раза в жизни. Первый раз было страшно в 1963 году, я впервые оказался на полигоне «Капустин Яр» на пуске боевой ракеты, нам с Ильей Гричером нужно было сделать несколько кадров. Мы были на расстоянии 200 метров от стартовой площадки. И вот – старт, и когда пошел вал огня, закрутился почти перед самым носом, стало страшно. Но пуск мы сфотографировали.

Второй раз – это подземный ядерный взрыв в Казахстане в 1965 году, когда делали искусственное озеро «Чаган». Земля лежит, потом вдруг перед тобой вертикально встает черная стена, и в ней начинают появляться красные огненные язычки. Вот тогда я понял, что такое Дантов ад.

И третий раз – лесные пожары 1972 года под Москвой. Об этом никто не писал. А я – чего молчать-то? – на самолете облетел места пожаров, и «Комсомолка» напечатала об этом бедствии. И вот я видел, как горел строевой лес. Сосны полыхали как свечки. Стена огня, техника стоит рядом, но ничего не может сделать. Было очень жутко.

— В апреле 1986-го вы единственный из журналистов оказались на Чернобыльской АЭС уже в первые дни катастрофы. Неужели там не было страшно?

— Нет. Потому что мне было известно, что такое радиация. Я был на ядерных испытаниях, у меня дозиметры с тех пор лежат. В Чернобыле было другое ощущение – что тебе не верят. Ты говоришь и пишешь правду, только то, что сам видел – а люди думали, что ты лжешь. Другой вопрос, что я, как и остальные, многого не знал о происходящем. И я почувствовал, что возникла пропасть между мной и людьми. А как ее можно преодолеть? Только в театре. Это единственный жанр, где врать нельзя. Ты закрыл дверь в зал – и разговариваешь с людьми, обмануть их ты не можешь, соврал – и все. Поэтому я написал пьесу «Саркофаг».

— Эта пьеса потом шла в пятидесяти с лишним странах. Но и ее некоторые люди в свое время принимали в штыки.

— Ну и что? Это их проблемы, не мои. Пусть напишут лучше – я порадуюсь. Тогда меня в ЦК вызывали, в Доме ученых восемь часов шло обсуждение «Саркофага». Одни ругали, другие хвалили. Я в конце встал и сказал: «Спасибо, но если бы я сейчас писал пьесу, я написал бы то же самое». И до сих пор не поправил в пьесе ни одной строки.

Королев снова неизвестен

О нынешней российской научной журналистике Владимир Степанович говорит с нескрываемой досадой.

— У нас о науке зачастую пишут полный бред. Журналистский уровень очень сильно упал. Я проводил в Российской академии наук «Чаепития», на которые позвал ученых и журналистов. Когда я читал, что потом было написано, мне стало стыдно. К сожалению, сейчас научных журналистов очень мало – единицы. Вообще-то это дефицитная профессия – она не очень благодатная. Но ведь люди готовы писать о науке, не собираясь учиться! Я одно время читал курсы студентам одного из престижных университетов, но они меня быстро разочаровали – рассказываю им о Королеве, они не знают, кто это такой. Рассказываю о Курчатове – они знают только площадь Курчатова в Москве. И я был совершенно убит одной вещью. Спрашиваю у студентов: «Кто такой Гагарин?» Отвечают: наш первый космонавт. Успокаиваюсь, ну хоть это знают! И тут же выяснилось – они думают, что первым в космос полетел американец. И я бросил им преподавать. Ведь если ты пишешь о науке, нужна общая культура, широкий кругозор.

— Какими еще качествами должен обладать человек, пишущий о науке?

— Самое главное: ты должен помнить, что наука развивается стремительно. Если, например, поэзия вечна, то в науке все, что ни создается, — это сиюминутно. Завтра все будет по-другому. И поэтому тебе тоже надо непрерывно развиваться и знать много. Нужен и критический взгляд на вещи. У Рэя Брэдбери есть фраза: «если у тебя есть линованная бумага, пиши поперек». Поэтому когда ученый что-то тебе говорит, подвергай это сомнению, но твой собеседник должен знать, что ты это делаешь не из принципа, а потому что ты сам что-то знаешь. Пример: Иосиф Самуилович Шкловский, наш выдающийся астрофизик, как-то выдвинул гипотезу, что спутники Марса Фобос и Деймос могут иметь искусственное происхождение. И все об этом раззвонили, забыв одну маленькую деталь: Шкловский сказал, что это могут быть искусственные спутники, если только верны расчеты американского астронома Шарплеса. Это принципиальное уточнение. Расчеты, правда, потом оказались неверными. Но журналист должен сомневаться и уточнять, что имеется в виду. Кроме того, надо всегда честно признаваться собеседнику, что ты чего-то не понимаешь. Это нормально.

Без чинов и галстуков

Еще одно качество, очень важное для журналиста, как, впрочем, и для любого человека, это внутренняя свобода, говорит Губарев.

— Для нас не существовало авторитетов. Вот пример. Я был первым, кто написал резкую заметку о Лысенко. Мол, что это такое, почему журнал «Агробиология» хвалит только его, своего главного редактора? Генетик академик Николай Дубинин потом говорил, что с этой заметки началось ниспровержение Лысенко. Она вызвала бурю, взрыв, меня вызвали в ЦК, отправили сделать интервью с Лысенко. А я одновременно встретился на эту тему с Дубининым, тогда бывшим в полной опале. Интервью с Лысенко не получилось – что ж, у нас бывают творческие неудачи, а вот с Дубининым получилось. И я отдаю текст беседы с Дубининым главному редактору «Комсомолки» Юре Воронову. Он решил подстраховаться, согласовать текст с кем-нибудь. Я предложил Президента Академии наук СССР Мстислава Всеволодовича Келдыша – у нас были прекрасные отношения. Договорились, поехал к Келдышу, отдал текст. Президент АН СССР звонит вечером: «Это печатать нельзя, мы у себя сами во всем разберемся». На следующее утро прихожу к Воронову: Келдыш сказал то-то и то-то. «Что будем делать?» – спрашивает Воронов. «Надо печатать», — отвечаю. И на следующий день в «Комсомолке» выходит статья. Звонит Келдыш: «Владимир Степанович, вы все правильно сделали, никогда никого не слушайте, а делайте то, что считаете нужным».

— Принимая решение печатать заметку, все-таки не смущались, что дело касалось главы Академии наук СССР?

— Никакого чинопочитания у меня не было и не будет. Я единственный человек, который пришел на вручение Государственной премии в водолазке, а не при галстуке, потому что всегда ходил одетым так, как мне было удобно. Многие считали, что я пижон, потому что всегда за рулем, но я действительно никогда не пользовался служебной машиной. Вождение машины помогало вот еще в чем. Я был одним из руководителей «Комсомольской правды», в том числе курировал международные дела, и каждые две-три недели принимал делегации. У меня всегда был открыт шкаф, в котором стояли коньяк, вино, водка, которыми мы угощали гостей. Если бы пил со всеми подряд, это могло бы плачевно кончиться. А так возникла система самосохранения, я говорил: «Извините, не пью, потому что за рулем». Правда, когда начался «сухой закон», я уже к тому времени был в «Правде» и был единственным редактором в газете, у которого в кабинете стояла выпивка, – я считал «сухой закон» неправильным, и говорил об этом публично. И тогда секретарь ЦК Лигачев сказал: «Хорошо, отдел науки «Правды» не будет заниматься антиалкогольной пропагандой, потому что его редактор против, а остальная газета – будет».

Губарев предостерегает журналистов от опасности, которую, по его словам, надо четко понимать.

— Эта опасность связана с отношениями с теми, о ком человек пишет. Не могу сказать, что у меня, например, среди космонавтов есть близкие друзья. Дело в том, что я всегда соблюдал определенную дистанцию, не позволяя себе вмешиваться в личные дела других людей. Есть какая-то грань, за которую нельзя заходить, потому что при слишком тесных отношениях есть риск, что и ты кем-то можешь прикрыться, и тебя могут использовать в своих целях. Но тогда журналист становится необъективным.

Те же «Чаепития в академии», беседы с ведущими учеными – я за них никогда не получал денег по очень простой причине. Я говорил: «Ребята, если вы мне будете платить даже копейку, я не смогу вас послать в случае чего. А если вы мне не платите – смогу это сделать в любой момент».

Водопроводная бомба

Владимир Степанович раскрыл секрет, как в своих текстах ему удается сохранить эмоции собеседников.

— Я перед публикацией редко визирую у них готовящиеся материалы. Иногда люди на меня за это обижаются, но я говорю: «Извините, но вы именно так говорите, и в этом своеобразие, неповторимость». Наш язык настолько богат, что ты можешь передать характер человека. Я встречался с несколькими сотнями человек, беседы с которыми вошли в мои книги. Так вот, я могу открыть любую страницу и по одному абзацу сказать, кто именно это говорит.

Но если случались какие-то ошибки в текстах публикаций, то я всегда говорил, что виноват именно я, а не собеседник. Классический пример – вот журналистские материалы по атомной тематике, особенно связанные с оружием, приходилось всегда визировать. Министр среднего машиностроения СССР Ефим Павлович Славский мне всегда говорил: «Есть Георгий Александрович Цырков, начальник главка (Пятого главного управления Минсредмаша, занимавшегося разработкой и испытанием ядерных боеприпасов – ред.), ты показывай ему, а он передаст мне». На протяжении многих лет все материалы я носил Цыркову. А потом, когда наступили девяностые годы, я поехал в Арзамас-16, написал для одной из новых газет материал на основе беседы с главным конструктором Станиславом Ворониным, но Цыркову не показал. И надо такому случиться, что в газетном тексте выходит словосочетание «водопроводная бомба» вместо «водородная бомба». Не было в той газете корректора, там решили сэкономить деньги. Я признался Цыркову – так и так, произошла глупая ошибка, корректора нет, а в газете не знают разницы между водопроводной и водородной бомбами. Пообещал ему все исправить в будущей книге, куда вошел этот текст. И забыл… Так книга и получилась с водопроводной бомбой.

Владимир Сычев, руководитель группы «Новости науки» РИА Новости

«Жизнь в информационном потоке». Светлый вечер с Дмитрием Соколовым-Митричем (30.07.2018)

Поделиться
У нас в гостях был журналист, генеральный продюсер Лаборатории «Однажды» Дмитрий Соколов-Митрич.
Разговор шел о журналистике и о том, как не потерять духовные и смысловые ориентиры в современном наполненном информацией мире.
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Марина Борисова…
— Добрый вечер.
— И я, Константин Мацан. И сегодня в этом часе «Светлого вечера» в студии светлого радио с нами журналист Дмитрий Соколов-Митрич, генеральный продюсер Лаборатории «Однажды». Добрый вечер.
Д. Соколов-Митрич
— Добрый вечер.
— Дим, ну мы с тобой старые знакомые, много лет проработавшие в одном журнале, «Русский Репортер», поэтому я позволю себе обращаться к тебе на ты. Я помню, что ты начинал когда-то в ранней юности как поэт, даже поэтический сборник какой-то опубликовал. Как вдруг тебя развернуло от высот поэтической мысли к журналистике?
Д. Соколов-Митрич
— Ну одно другому не противоречило. Это еще в школьные годы началось мое увлечение литературой, поэзией. Я долго выбирал между филфаком и журфаком, и в итоге все-таки выбрал журфак из таких, чисто прагматических соображений. Потому что в то время вообще невозможно было не то что стихами, а даже прозой зарабатывать, то есть никакого издательского рынка не было. Я понимал, что я в лучшем случае, если поступлю на филфак, стану учителем, учителем я никогда не хотел быть, нет желания преподавать. Вот поэтому либо я буду учителем, либо тем же журналистом. Ну а если я буду журналистом, то уж лучше идти на журфак, там на тот момент в два раза был меньше конкурс.
— Но при этом, судя по интервью каким-то давним, я помню, что отношение к литературе, к поэзии было такое достаточно критическое у тебя, то есть там без розовых очков на литературный процесс. И даже, если не ошибаюсь, то диплом был написан на тему финансовые аспекты деятельности поэтов или литераторов как-то…
Д. Соколов-Митрич
— Диплом у меня был на тему «Андрей Белый и издательство „Мусагет“. Издательская переписка и коммерческие отношения». Это я пришел, то есть у меня была идея сделать чуть ли не по всему серебряному веку такую дипломную тему как, значит, эти все…
— Как поэты зарабатывали.
Д. Соколов-Митрич
— Поэты зарабатывали, да. Я пришел к Николаю Алексеевичу Богомолову — это ведущий, пожалуй, специалист в России по серебряному веку и руководитель кафедры литературоведения на журфаке, изложил ему эту идею. Он, конечно, был очень удивлен, сказал, что это классная идея, но только мне всей жизни не хватит на серебряный век, выбери кого-то одного. И из соображений просто вот доступности архивов мы выбрали Андрея Белого, хотя никогда не любил его творчество. Но даже оказалось, что на Андрея Белого мне полжизни надо будет, как минимум, и в результате мы выбрали как бы один эпизод из его жизни. Ну а что касается критического отношения к литературе, у меня просто всегда была такая тема в поэзии моя, была это некое такое, ну как бы сейчас сказали, троллинг, да, вот такой типичной поэтической натуры, то есть постоянное такое высокомерие…
— Возвышенность такая какая-то.
Д. Соколов-Митрич
— Возвышенность, да. Мне все время хотелось их всех немножко как бы вернуть в реальность, немножко их приземлить и так далее. И мои стихи, они были такие вот именно дерзкие по отношению к типичному такому творческому началу. И тем не менее именно этим они, как ни странно, нравились в этой самой поэтической тусовке. То есть я до 2004 года писал эти стихи. Потом просто, видимо, я эту тему исчерпал, а просто писать из соображений там «я поэт, зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик» мне не хотелось. Поэтому, может быть, если я когда-нибудь найду какую-то новую тему, и она меня очень сильно заинтересует, я вернусь. Но пока не нашел.
— Дим, у тебя несколько лет назад вышла книга «Реальный репортер. Почему нас этому не учат на журфаке!?». Так чему собственно не учат на журфаке?
Д. Соколов-Митрич
— Ну не учат на журфаке собственно самому главному — это работать. То есть журфак это такое неплохое место, как такая облегченная версия филфака — то есть без латыни там, без древнерусского языка. Но при этом там всегда было, ну по крайней мере на журфаке МГУ, всегда была очень сильная кафедра русского языка, сильная кафедра литературоведения, иностранного языка, при этом очень низкая дисциплина. То есть если человек не хотел ничего учить, он мог совершенно в том же состоянии, в каком пришел на первый курс, в том же состоянии выйти с пятого курса. Но если человек хотел учиться, он мог получить очень хорошее образование. Но все что касалось практики, все что касалось вот именно самой профессии, это всегда было очень слабо. И это, видимо, не столько там недостаток как таковой там, тех людей, которые работают на журфаке, сколько просто само свойство профессии. То есть ну невозможно научить там, не знаю, поднимать штангу чисто теоретически. То есть можно там какие-то общие теоретические дать навыки этого, но пока ты сто раз не поднимешь, ты не станешь тяжелоатлетом. То же самое и в профессии.
— А почему из всех жанров журналистских ты выбрал именно репортаж?
Д. Соколов-Митрич
— Ну какая-то закономерная случайность, видимо. Вообще я пришел, так как я, как вы сказали, был человеком из литературной тусовки, я пришел, первое мое серьезное место работы было «Общая газета» Егора Яковлева, и я пришел туда в литературный отдел на самом деле и хотел быть литературным критиком. Но буквально мне хватило трех месяцев, чтобы понять, что это дико скучное занятие, тем более в то время, когда, как я уже сказал, никакого особого издательского рынка не было. Но даже и сейчас это достаточно скучное занятие. Ну то есть, во-первых, писать про книжки это очень быстро надоедает, кроме того ты постоянно зависишь от тусовки. То есть если ты про кого-то что-то не так написал, на тебя обижаются, отлучают от издательства, еще что-то. Ну, в общем, я стал как-то себя искать. Слава Богу, «Общая газета» была таким некоммерческим местом, эта газета не боролась за выживание на рынке, у нее были какие-то спонсоры и так далее. И поэтому у меня была возможность для экспериментов. А так как еще в этой газете были в основном все такие люди великовозрастные и уже свое отъездившие, отгулявшие, лет за сорок, все сидели по кабинетам и писали умные заметки, то меня, как самого молодого и беззащитного, стали гонять в командировки. И мне в какой-то момент это начало нравиться. Нравиться, во-первых, потому что молодости в принципе интересно ездить в командировки, а кроме того, в какой-то момент я понял, что это наиболее независимая форма существования, наверное, журналиста вообще. То есть ты не привязан ни к какой теме, соответственно не зависишь от каких-то там структур, будь то там, не знаю, ну то есть криминальный журналист, если его отлучают там от каких-то эмвэдэшных структур, он теряет свою ценность, да, то есть у него нет никаких источников, ничего. То же самое те же литературные критики. А тут как бы ты сегодня пишешь на одну тему, завтра на другую, послезавтра на третью. И, кроме того, ты не зависишь и территориально ни от чего. То есть ты сегодня на Чукотке, завтра в Брянской области, послезавтра в Калининградской. И, таким образом, мне это было как-то очень комфортно, и вот эта независимость очень нравилась.
— Но ведь тот вариант репортажа, который практиковался, в частности, в журнале «Русский Репортер», где ты собственно возглавлял отдел репортажей, он несколько отличается от привычного представления об этом жанре. То есть это не просто пришел, увидел, написал. Это, как правило, погружение в какую-то историю, в какую-то среду, ну насколько можно, насколько время позволяет, изучение какого-то бэкграунда. Вот этот формат, кто-то тебя натаскивал на него или это все только на практике изобретено, в процессе?
Д. Соколов-Митрич
— Ну это все в процессе вот этих самых десяти тысяч часов практики, да, которые в любом мастерстве нужно пройти. То есть понятно, что сначала там мои репортажи, это были в основном «что вижу, то пою». Потом постепенно там начинал работать не только ногами, но и головой, потом все больше головой, там. И в какой-то момент я кроме всего прочего еще и понял, что репортаж, ну только настоящий репортаж, это такая некая высшая форма существования журналистики, потому что в ней сплетаются, в общем, все другие жанры, все другие формы. В ней как бы наиболее сложные задачи можно найти и решать эти задачи. И что собственно в любой профессии самое интересное — это решать какие-то новые задачи и тем самым расти. И конечно, уже «Русский Репортер» это была некая высшая форма, даже уже в рамках самого репортажа. Это была возможность сделать наиболее сложные, наиболее интересные репортажи большие и при этом интересные, читабельные. Вот за что я, конечно, благодарен этому журналу.
— Вот одно время на сайте «Русского Репортера» и в «ЖЖ» у тебя выходили такие короткие заметки «Мастер-класс журналиста» — короткие такие инструкции, какие-то наблюдения из опыта репортера. И в те редкие моменты, когда я общаюсь со студентами, я всегда им рекомендую вот эти публикации находить и читать. Особенно когда мы говорим о репортаже, я говорю, вот там вам на два дня чтения хватит, все это лучше, чем я буду рассказывать, почитайте Соколова-Митрича. И я сам тоже время от времени к ним, честно говоря, возвращаюсь. И меня последний раз, когда я на что-то наткнулся, поразила, зацепила такая вещь, когда ты описываешь, как кто-то из редакторов тебе сказал — я сейчас могу точно формулировку не воспроизвести, но «не пиши заметку — пиши рассказ». Это была какая-то такая тема: пиши рассказ.
Д. Соколов-Митрич
— Скорей всего не рассказ, потому что рассказ как раз в моем понимании это некое такое скорее негативное состояние. То есть очень часто начинающие журналисты пишут вот именно повести и рассказы вместо репортажей. По-моему, там была песня сказано, нет? Это если Александр Голубев, мой первый начальник, еще в «Общей газете».
— Возможно, да. Но я почему за это зацепился, потому что там на одну чашу весов была такая какая-то очень такая сухая журналистская форма — заметка, а на другой чаше весов было что-то очень человечное, если у меня это в памяти отложилось как рассказ. Может, это была песня. Но что-то такое вот, ближе к художественному, ну конечно, не в прямом смысле слова художественному. Тогда я подумал, что это вообще два взгляда на мир. Это не просто функциональный принцип, это как-то вот те очки, которые ты надеваешь, чтобы на жизнь смотреть. Не только на профессию, на работу, на тему — на жизнь: ты видишь либо верхний слой, либо ты видишь как-то вглубь. Это так? Вот в чем здесь разница?
Д. Соколов-Митрич
— Ну я помню еще из этой же книги другой образ, это что одни журналисты занимаются тем, что собирают грибы, а другие изучают грибницу. Ну то есть грибы это, в общем, только одна тысячная, если не миллионная часть состояния грибницы, а грибницы занимают там десятки квадратных километров. И чтобы написать классный текст и классный репортаж, нужно понять — не просто вот сорвал гриб и там его описал, поганка это или не поганка, а понять состояние грибницы. И если ты понял это состояние грибницы, то тебе иногда даже не нужно какого-то события, чтобы его описать. Ну как я тоже говорю, что настоящая журналистика начинается тогда, когда ты приезжаешь, а там ничего не происходит. Вот приехать на войну, или приехать на какой-то там митинг, или приехать какой-нибудь там бунт — это некая беспроигрышная ситуация, что ты, ну как минимум, напишешь какой-то там визуальный репортаж о том, что происходит. Но, например, поехать и написать репортаж о том, почему загнивает город Саратов. Ну ты приезжаешь в Саратов — там ездят машины, ходят люди. Ну там как-то центральные улицы более менее, остальные совсем в плохом состоянии. Ну при этом о чем писать? Ну можно описать эти плохие улицы, там можно написать, взять интервью у каких-то людей, которые чем-то недовольны. Но там на большой репортаж этого не хватит. И в этой ситуации надо уже вот действительно именно копать грибницу и понимать, как все устроено. И в этом, наверное, отличие, как бы вот одно из отличий таких журналистов, которые видят что-то в глубину и тех, которые просто поверхностно описывают какие-то вещи. Второе, наверное, очень важное отличие, как это ни сентиментально звучит, это умение любить людей. Любить — не обязательно там, что всех подряд обнимать и целовать, а форма журналистской любви это интерес. То есть люди должны быть реально интересны. Ну не только люди, вообще реальность должна быть реально интересна. Большинство журналистов у нас, к сожалению, они на мир смотрят так высокомерно, они считают себя мерилом всех вещей, они там исповедуют такую позицию всадника на белом коне, там барина, который приехал и сейчас всех рассудит. И это их ослепляет, это им не дает видеть очень много важных вещей и не дает им возможности писать интересные тексты, просто потому что они не находят интересное содержание. Даже если они там закончили десять филфаков и умеют хорошо складывать слова в предложения. Тем не менее одним умением складывать слова в предложения невозможно достичь как бы вот классного текста, надо просто находить классное содержание. И вот эта способность исходить из презумпции невиновности этого мира перед тобой, она тоже очень важна. То есть не нужно исходить из того, что там весь мир захвачен дураками, а мы, значит, такие самые умные, тут вот партизаним и боремся, значит, с этим миром. И эта парадигма, она очень быстро надоедает, очень быстро становится скучной. И в эту парадигму, кстати, скатились очень многие некогда неплохие СМИ сейчас, и поэтому они становятся скучны и невостребованны.
— Дмитрий Соколов-Митрич, журналист, генеральный продюсер Лаборатории «Однажды», сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер».
— Дим, а как и когда в твою сферу профессионального интереса журналистского вошла тема церковная?
Д. Соколов-Митрич
— Ну где-то, наверное, в начале нулевых годов, уже когда я был в «Известиях», по разным причинам, и по личным и по профессиональным, то есть просто как-то, видимо, какое-то количество впечатлений и переживаний перешло в качество. Ну во-первых, то есть к тому времени я уже где-то пять-шесть лет в профессии и, в общем, ездил очень активно, то есть там у меня, помню, в какой-то год был 180 дней в командировках из 365. И просто на самом деле очень многие журналисты при таком темпе работы, они выгорают. Причем не столько от усталости там чисто физической, сколько, ну особенно в 90-е годы там мало что было позитивного вокруг, просто от постоянного вот этого, того что через тебя проходит масса негативной информации, и очень большой шанс в этой ситуации как-то испепелиться, извериться и, в общем, перегореть. И, наверное, какая-то потребность формировалась как бы, стать частью чего-то более такого большого и устойчивого, иначе тебя, как пылинку, куда-то унесет. И в командировках как-то очень часто, ну наверное, и раньше эти люди попадались, просто раньше я их, наверное, не замечал — как говорится, учитель приходит, когда созрел ученик. И стали попадаться люди, на которых я стал обращать внимание, с которыми стали общаться, которые там книжки стал читать. И в какой-то момент мне это очень сильно помогло, в том числе, как ни странно, и профессионально. Потому что ну если посмотреть мои репортажи там первых пяти лет, то это ну там они неплохо написаны, но это все-таки вот то, о чем я говорил — такой взгляд с белого коня, барин приехал, сейчас всех рассудит и так далее. А именно с приходом в мою жизнь христианских ценностей, у меня стало появляться некое более глубокое погружение и в темы, более и какая-то собственная интонация, да, очень нехарактерная для журналистики — такая интонация человека, смотрящего на мир как-то позитивно. То есть это вообще в русском языке, в журналистском особенно, даже интонации нет такой, как вот писать позитивно. То есть и большинство журналистов, они, когда получают задание сделать что-то позитивное — ну не в смысле прямо идти и сделать позитивное, а просто дают какую-то тему, которая в принципе не про войну, а про мир — то есть они тут же впадают в какой-то такой пиаровский розовый сироп. И пишут какие-то дико скучные тексты, даже очень талантливые журналисты. Ну сама помнишь, в «Русском Репортере» первые пару лет это была большая проблема, потому что люди просто привозили вот такой розовый сироп, даже в случае, когда действительно им нравился герой, нравилась там какая-нибудь тема. Ну просто вот нету языка, как Бродский говорил, что язык если не сформирован, то люди даже не могут выразить каких-то вещей. И вот мне кажется, что благодаря моему, значит, интересу к Церкви этот язык как-то стал во мне потихоньку формироваться. И как потом многие читатели говорили, что когда твои тексты даже на какие-то очень жесткие и тяжелые темы читаешь, все равно остается какое-то ощущение чего-то позитивного, чего-то светлого. Нет желания пойти там и самоубиться после этого. То есть я думаю, что как минимум там еще лет 10–15 в профессии — это заслуга по большей части именно вот прихода в моей жизни Церкви.
— Вот тебе неоднократно приходилось делать репортажи о каких-то провинциальных монастырях, о каких-то ну непопулярных у светских журналистов вещах. Я просто воспоминаю репортаж про «каменную Зою». То есть это в светской журналистике нонсенс. То есть это некое чудо, отношение к чуду всегда достаточно скептическое у большого количества людей. И вдруг ты посвящаешь большой репортаж такому событию, которое для многих неочевидно.
— Что это было, давайте напомним.
— Дим, наверное, тебе лучше.
Д. Соколов-Митрич
— Ну «Зоино стояние», да, это известная история, когда в пятьдесят каком-то году, по-моему, в городе Самаре был такой некий, ну что-то вроде, ну как бы сказали сейчас, массового психоза. То есть там люди вдруг стали, пошла волна информации по городу, что в доме, кажется, 54 по улице Чкалова, значит, стоит каменная дева, которая окаменела, когда там, значит, попыталась богохульствовать с иконой святого Николая. И этот дом был оцеплен милицией, там народ туда ломился и так далее. В местных газетах писали всякие опровержения. Ну на самом деле история действительно до сих пор как бы оставляет больше вопросов, чем ответов. И собственно в моем репортаже как раз и есть эта некая честность. То есть я не старался там любой ценой изобразить некое чудо. То есть у меня тоже там скептический подход к этому, к этой истории. И ну скептический в каком смысле? Для меня вообще, не только в истории с «Зоиным стоянием», а вообще когда речь о каком-то чуде, для меня не является как бы самым важным: вот было это чудо или не было. Ну то есть на самом деле, как, не помню, сказал кто-то из святых отцов, что возьмите любой сорвите листок с дерева — и это уж чудо. Строение листа посмотрите, вот как жизнь устроена — это само по себе чудо. И не нужно каких-то особых чудес, какой-нибудь там левитации, чтобы там чудо, себя еще в чем-то убедить. Поэтому я как бы в репортаже исходил из того, что мне были интересны сами те события больше, чем вопрос о чуде. И может быть, и поэтому он оказался даже более убедительным, чем какой-нибудь такой церковный репортаж, который вот коллекция доказательств о том, что это чудо было. То есть когда я писал и пишу на церковные темы, я все равно как бы пишу с позиции, то есть не с позиции, а я пишу как бы для светских людей. И поэтому один из важнейших моментов этой коммуникации это некая честность, то есть не попытка их вербовки. То есть мои репортажи это не попытка любой ценой воцерковить, а это просто некий честный разговор, честный репортаж, а вы уж там сами решайте.
— А в чем же для тебя отличие подачи — вот ты писал и для журнала «Фома», и для портала «Патриархия.ру», и в то же время параллельно ты в основном сотрудничал в чисто светских изданиях. Есть какая-то внутренняя разница, когда ты пишешь на церковный портал или в журнал такой православный, или когда ты пишешь в светскую газету или в светский журнал?
Д. Соколов-Митрич
— Ну внутренней разницы для меня нету. Так, стилистически, ну есть некоторые особенности, но это не фундаментальная разница. Ну то есть понятно, что там для портала «Православие.ру» нужно там учитывать, что это чисто церковная аудитория и местами там соблюдать какую-то интонацию. Но вот для меня как для автора особой разницы нету.
— Я помню, нас с тобой даже как-то вместе приглашали на фестиваль «Вера и слово», и собственно речь шла о том, чтобы попытаться выстроить некую коммуникацию между светскими журналистами и журналистами церковных СМИ. С тех пор прошло много лет, а у меня такое ощущение, что коммуникация так и не выстроилась. Как тебе кажется, почему? Почему так сложно, казалось бы, профессионалы, просто работающие несколько в разной стилистике, какое средостение мешает вот нормальному взаимодействию?
Д. Соколов-Митрич
— Ну я не работал никогда как штатный сотрудник в церковном СМИ, поэтому тут не до конца компетентен.
— Ну можем говорить с точки зрения светской журналистики: что мешает светским журналистам адекватно воспринимать церковную тематику?
Д. Соколов-Митрич
— Ну во-первых, не всем. Во-вторых, сейчас, последнее время как-то уже утихло это все. Это вот года три-четыре назад было такое, прямо как на красную тряпку там любое что-то на церковную тему воспринималось светскими СМИ. Ну знаете, мне кажется, тут целое сплетение всяких мотивов и причин, почему светские журналисты часто, ну не только журналисты, вообще такой тип личности людей, которые в штыки воспринимают все, что связано с Церковью. Это во многом связано с тем процессом, который сейчас вообще происходит с нашей интеллигенцией. Я бы назвал этот процесс, как это ни печально звучит, люмпенизацией. То есть интеллигенция утрачивает, ну скажем так, свое предназначение, которое она имела на протяжении последних там, ну как минимум, лет 150. И утрачивает во многом под давлением внешних обстоятельств. То есть меняется реальность, и в этой реальности ей нет места, по крайней мере, в том виде, в каком она привыкла существовать. А в каком виде она привыкла существовать? Она привыкла существовать в том виде, что вот все вокруг рушится, там церкви смешали с золой, там народ, значит, там спивается, экономика стагнирует, власть там, значит, тирания и все такое. И мы вот последняя пушка, которая еще стреляет. Мы такой последний оплот какого-то разумного, вечного в этой стране и так далее, там ну и проводники еще каких-то европейских ценностей. Ну вот и тут последние лет 10 в стране происходит так, как говорил Ницше, на голубиных лапках, да, великие события приходят. На голубиных лапках происходят какие-то процессы, которые просто вычеркивают эту интеллигенцию из жизни. То есть люди совершенно стали нормальными, цивилизованными, ничуть не отличающимися уже от европейцев. Экономика там худо-бедно развивается, то есть не все, но секторы там, снижается по отношению к другим всем. Власть там, как бы ее ни пытались там рисовать, все-таки это далеко не тирания там, в лучшем случае, какой-то легкий авторитаризм. И люди умнеют там, становится уровень образования выше, там уровень компетенции выше, куча специалистов всяких в своих областях. И в этой ситуации уже интеллигенция становится не нужна, и ее это очень сильно раздражает, напрягает. И она всячески цепляется за свою прежнюю картину мира и всячески ее пытается доступными ей средствами как-то описать и навязать. То есть старается лепить там из Путина Ивана Грозного, пытается из народа лепить там какое-то быдло, которое ни на что не способно. Пытается из Церкви там лепить, значит, второй КПСС там и так далее. Потому что в этой картине мира она, значит, еще существует, она имеет смысл. Потому что иначе ей придется самой меняться, иначе ей придется самой чему-то учиться, там находить какое-то себе занятие, которое несет хоть какую-то прибавочную ценность для окружающих. А так ну это же невыносимо — самому меняться, гораздо легче менять окружающий мир. По крайней мере, так кажется. Поэтому вот это отношение к Церкви это только одна из частей вот этого комплекса и один из таких вот рикошетов вот этого процесса люмпенизации, мне кажется, интеллигенции.
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Напомню, сегодня в студии светлого радио Дмитрий Соколов-Митрич, журналист и генеральный продюсер Лаборатории «Однажды». В студии моя коллега Марина Борисова, я Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через минуту.
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Марина Борисова, я Константин Мацан. И сегодня в студии светлого радио, в этом часе с нами журналист, генеральный продюсер Лаборатории «Однажды», как говорил мой один знакомый, лучший журналист России, Дмитрий Соколов-Митрич. И мы говорим о профессии, о журналистике, ну не столько даже, наверное, о журналистике как таковой, а о нас, людях, живущих в информационном поле, окруженных этими знаками, текстами и этими байтами, битами информации. И как вот в этом мире ориентироваться, как на него смотреть — вот об этом мы сегодня с нашим гостем разговариваем.
— Дим, ты в последние годы от активной журналистики переключился на бизнес-проект. Почему, откуда возникла идея Лаборатории «Однажды» и почему такой резкий вдруг поворот?
Д. Соколов-Митрич
— Ну он резкий кажется только извне, на самом деле он давно зрел и стал, там просто сплелись несколько причин. Во-первых, ну как бы я уже на протяжении, наверное, десятых годов уже потихоньку чувствовал, что я приближаюсь к некоей исчерпаемости того, что я могу сделать в профессии. Ну по крайней мере в том ее виде, в каком она существует в России. То есть ну я вижу смысл жизни только тогда, когда ты идешь от одной задачи к другой, и каждый раз как бы ставки повышаются, то есть ты каждый раз выполняешь какую-то более сложную задачу, чем выполнял до сих пор. Вообще в чем разница между ремесленником и мастером? Ремесленник всю жизнь, его как-то в детстве научили делать, и он всю жизнь делает одну и ту же задачу, всю жизнь делает хорошие горшки к примеру. А мастер, мастерство это когда ты каждый раз ставишь себе задачу с повышением, ты каждый раз делаешь что-то, что ты еще не делал. И потихоньку это тоже становится навыком, то есть каждый раз достигать новых каких-то, и я в какой-то момент понял, что я все-таки уже выполняю какие-то однотипные задачи и стал искать каких-то других задач, и в журналистике этих задач уже не видел. К тому времени мне предложили написать книжку про Яндекс, я согласился, при том что я когда начинал книгу писать про Яндекс, я ничего не понимал в айтишной индустрии, я не знал, что такое венчурное инвестирование, я не знал там даже ну каких-то элементарнейших вещей. Но все-таки вот навык погружения, он сработал, и я за полтора года написал эту книгу, которую в итоге Яндекс признал своей как бы вот подлинной биографией, раздал всем своим сотрудникам, там на 20-летие выставил ее в открытый доступ, как подарок всем своим пользователям. Ну получилось неплохая книжка — «Яндекс.Книга» называется. Но пока я ее писал, у меня, в общем, произошел некий там, некая перезагрузка. Во-первых, у меня проснулся интерес к предпринимательству, ну интерес как к сфере изучения и, собственно, а в какой-то момент даже и как к тому, что я сам могу делать. Во-вторых, я увидел некое новое поле деятельности — это вот изучение и производство таких вот предпринимательских историй. Но причем это не просто чисто журналистский интерес, это я увидел, что действительно за 20 лет, ну прошло 20 лет с начала, грубо говоря, русского капитализма, там все это время происходили очень интересные процессы. И как раз к 20-летию, ну к этому периоду какие-то люди случайные — авантюристы, циники и так далее — они стали, ну если не полностью, то очень сильно вымылись из этой среды. То есть на длинной дистанции все-таки выиграли люди с мозгами, характером и ну хоть с какими-то идеалами. И это люди, действительно с ними интересно. То есть это не 90-е и даже не нулевые, а это вот именно уже действительно некая очистившаяся, самоочистившаяся среда. И я увидел, что этот опыт, который эти люди за 20 лет прожили, он не должен исчезнуть, он не должен быть забыт, он должен быть как-то описан. Ведь это вот, если это описать, если это сформулировать, если это оставить в сознании людей, то это очень ценный ресурс вообще для культуры, для нации в целом. И мне стало, я решил этим заняться. То есть я сначала, когда впервые прозвучало это — Лаборатория «Однажды», ну она представляла меня одного, то есть это было такое средство самозанятости. Мне тогда было немножко даже стыдно, потому что я думал: ну как-то я всем говорю на встречах, я всегда говорил «мы, мы…» — хотя, «мы» это был я один. Ну потом я, когда уже изучал опыт других предпринимателей, понял, что это некая абсолютно естественная и закономерная часть любой предпринимательской истории. В американской традиции есть даже такая четкая формулировка — fake it till you make it — то есть ври, пока это не станет правдой. То есть чтобы о себе заявить как уже о реальном явлении, тебе все-таки нужно несколько преувеличить свое нынешнее состояние, иначе кто тебе поверит. Но уже буквально через там полгода появился круг внештатных авторов Лаборатории «Однажды», там через два года появился штат уже там, офис и так далее, и вот это вот «пока не станет правдой» наступило. Ну вот и сейчас мы занимаемся тем, что я назвал «зависимой журналистикой» и совершенно как бы не стыжусь этого словосочетания. Во-первых, потому что принято называть независимой журналистикой, ну как бы вот эта бизнес-модель, она деградировала и финансово, и как следствие, творчески. То есть сейчас ну вот такая традиционная журналистика стала сферой таких мелких, неинтересных творческих задач. А во-вторых, опять же, ну как устроен такой традиционный журналист XX века? Как я уже говорил: этот мир захвачен дураками, мы, значит, его спасаем, наше СМИ это такой некий такой островок правды, все вокруг это царство лжи. Мир на 99 процентов состоит из лжи, и люди друг друга обманывают все, и мы вот только, значит, такие, последний оплот. Но так как все-таки нам надо как-то еще и зарабатывать, то иногда в свой оазис мы пускаем, значит, эту самую ложь за деньги, называем это рекламой, и на это собственно существует, существовала эта бизнес-модель. Если же полностью поменять философию вообще профессии, то естественным образом складывается другая модель. Мы исходим из того, что вообще этот мир как раз на 99 процентов состоит из нормальных, интересных людей, которые делают какое-то важное, интересное дело, стараясь этот мир изменить к лучшему, самим в процессе этого измениться к лучшему, и эти люди нам интересны. И у этих людей есть некая серьезная потребность какой-то свой опыт, свою правду, свои ценности донести до широкой аудитории. Они иногда могут делать это устно, но очень редко могут делать это письменно, особенно в виде книги. Это тяжелый и непростой труд, и мы как журналисты можем им в этом помочь. И таким образом зарабатывать не на какой-то рекламе, которая заведомо ложь, а просто на старте, на входе как бы фильтруя достаточно жестко тех, с кем работаем и выбирая только тех, с кем действительно интересно работать и с кем мы считаем людей и компании, которые мы считаем достойными своей лояльности, мы, значит, вот тех, кого отфильтровали, мы с ними уже работаем в некоем союзничестве. То есть они формально наши заказчики, они платят нам деньги, но при этом у нас нет никакого морального конфликта. И таким образом мы как бы зарабатываем как журналисты просто за свою прямую работу — за создание классного, интересного контента, на классную, интересную тему, востребованную аудиторией. И этот контент мы создаем. Но при этом у нас нет никакого своего СМИ, да, мы используем просто те существующие СМИ, те существующие издательства, которые тоже нуждаются в таком контенте, и которые не способны его сейчас производить, в том числе и по финансовым причинам. А мы им просто представляем этот контент бесплатно. То есть книги, тексты книг, тексты публикаций мы в издательства и в СМИ отправляем бесплатно. Они понимают, что мы как-то на этом заработали, но при этом их совершенно устраивает уровень этих текстов, и он вписывается в их формат, и они с удовольствием их публикуют. Таким образом, все довольны — мы довольны, наши клиенты довольны и СМИ, издательства тоже довольны. То есть сейчас СМИ, издательства все больше переходят на так называемый user-generated content, но при этом этот user-generated content чаще всего, самогенерирующийся контент, да, — то есть то, что к ним само приходит, но, как правило, это все очень мутный и низкокачественный поток, неинтересный. А мы как раз этот поток делаем интересным, качественным и востребованным.
— Вот смотри, к нам в студию нередко приходят бизнесмены, с которыми мы говорим об их работе, о бизнесе. И многие из них, если не все, так или иначе, говорят, что бизнес это не в первую очередь про деньги, это про ценности. И дальше называется то, что мы уже, слава Богу, нередко слышим, про ответственность за среду вокруг, за тот город, в котором ты существуешь, необходимость создать для работников комфортную среду и любить своих сотрудников, и в них вкладываться, в их жизнь, чтобы они ощущали себя востребованными, и тогда бизнес-процессы тоже заколосятся. И в этих разговорах так или иначе у нас звучат выражения «ценности», «евангельские ценности» У нас даже одни гость на вопрос, вот а каковы ценности бизнеса и можно ли их назвать евангельскими, спросил: а что, разве бывают другие ценности, кроме евангельских? Ценности именно, что еще, кроме евангельских? Вот ты с огромным количеством бизнесменов топовых сейчас общаешься и работаешь. Понятно, что вопрос не о степени их церковности, мы вообще не об этом говорим. Но базовые ценности культуры, насколько ты видишь, что они вправду евангельские в бизнесе? Насколько на практике ты как сторонний наблюдатель, наблюдатель с погружением видишь, что это и вправду сочетается — бизнес и евангельские ценности?
Д. Соколов-Митрич
— Это сочетается. И более того, сочетается не обязательно в форме того, что бизнесмен идет зарабатывать деньги, а потом там, не знаю, дает на храм, или на бедных, или еще на что-то. Это сочетается вообще в самой своей сердцевине. То есть сама по себе реальная предпринимательская деятельность, честная предпринимательская деятельность, она абсолютно как бы евангельская по сути. То есть я говорю, вообще, когда я говорю про настоящий бизнес, я имею в виду как бы бизнес, который производит некий ресурс сам, да, то есть из ничего делает ресурс. То есть понятно, что человек, который получил там два квадратных километра площади как-то там, по-хитрому, просто поставил шлагбаум и сделал парковку — это, по сути, не бизнес, это просто административная рента. Но вот там, где собирается какая-то группа людей, и создают некую ценность, которой до сих пор не было — это вот и есть бизнес. И когда происходит этот процесс, это, в сущности, он идентичен любому творческому процессу — написанию стихов, музыки там, не знаю, строительству каких-то там красивых зданий и так далее. То есть предпринимательство это форма творчества, как и любая другая. И как любая форма творчества, она, вообще как творчество само по себе, оно очень описано, ну то есть вся наша культура почему христианская, еще и потому, что… То есть христианство, в отличие от любых других религий, это религия преобразования, это религия созидания, и в этом его главная и самая мощная сила. И Евангелие можно прочитать с точки зрения вообще как бы, по большому счету, это один из аспектов Евангелия, это вообще учебник предпринимательства. Там есть от прямых притчей, которые описывают конкретные, как сейчас бы сказали, бизнес-кейсы, вплоть до некоего правильного подхода к жизни, к реальности как таковой. То есть там слова апостола Павла о том, что не сообразуйтесь с веком сим, а преобразуйтесь… Как там дальше? «Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего» — вот это собственно и есть про предпринимательство, прежде всего, — то есть это умение преобразовывать реальность и создавать некую новую, лучшую версию себя самого. И когда, вот если говорить о евангельских ценностях в бизнесе, то на мой взгляд, это вот именно про это, а не только там про благотворительность и так далее. Хотя одним из таких моих, для меня приятных открытий было то, что там в списке Forbes очень много людей на самом деле, которые действительно абсолютно воцерковленные и просто этого не афишируют. И даже там когда мы с ними общаемся на эти темы, говорят: об этом не пишите, я не хочу. Опять же евангельски — то есть если ты это все распространяешь сам, то ты свою награду уже получил, а если ты это делаешь втайне, то тебя ждет награда на небесах. То есть в этом смысле я, общаясь с этими людьми, стал смотреть на мир более оптимистично. И вообще очень забавно на самом деле. Сейчас ведь идет бум такой всяких бизнес-тренингов, всяких коучей, всяких, вот они повылезали, бог знает откуда, эти люди там, среди них есть много абсолютно пустышек, но есть и вполне толковые. И я там по работе посещал не раз подобные мероприятия, и очень было забавно смотреть, как люди в какой-то новой терминологии, в основном заимствованной с запада, описывают абсолютно опять же евангельские ценности, евангельские даже какие-то вещи. Ну там вместо того, чтобы сказать там что-нибудь про смирение и гордыню, говорят там, что типа вот, не нужно выращивать свое эго, да, там вот это вот, заимствованное из английского ego, да, там вот. И ты понимаешь, что это в принципе действительно не противоречит абсолютно, даже наоборот подтверждает то, о чем читаешь в Евангелии. И у меня даже поэтому вот эти все словечки особого протеста не вызывают. Ну пусть это пока будет в такой форме. Там кто созреет до чего другого — значит, созреет.
—Дмитрий Соколов-Митрич, журналист, генеральный продюсер Лаборатории «Однажды», сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер».
— Дим, вот помимо того, что ты говоришь об этих тренингах, о каких-то подспудных вещах, мы сталкивался иногда с нашими такими гостями, успешными бизнесменами или даже политиками, людьми, скажем, средневзрослыми, то есть это поколение так от сорока до пятидесяти, многие состоялись в разных областях жизни. И вдруг в разговоре выясняется, что совсем недавно или прямо сейчас человек пошел получать второе или третье высшее образование на факультет теологии или на религиоведение. Спрашиваешь, зачем? Чтобы разобраться. Эта тенденция или это все-таки единичные случаи?
Д. Соколов-Митрич
— Разобраться в чем?
— Разобраться именно в христианском учении. То есть не просто прочитать Евангелие и как-то его соотнести со своими собственными мыслями и мироощущением, но разобраться серьезно, вот профессионально, глубоко, разложить по полочкам.
Д. Соколов-Митрич
— Ну вот среди тех, с кем я общался, вот так, чтобы человек прямо шел вот так учиться, я не встречал. Но в принципе то, о чем ты говоришь, меня не удивляет. Потому что эти люди, как правило, если за что-то берутся, то берутся серьезно и системно. То есть они не просто там попижониться, да, эти времена прошли, тем более что там где-то к годам пятидесяти уже люди задумываются об этих вещах. И задумываются, то есть у них даже здесь такой некий предпринимательский подход — то есть если уж этим заниматься, то ради какого-то результата. А в данном случае результат, разумеется, не материальный, а уже другого порядка. У многих есть проблема, например, такая, что сейчас вообще вот это поколение предпринимателей, которые начинали в 90-е, у них проблема, кому бизнес передать. Потому что очень много они работали, как правило, запустили своих детей. И как бы менеджерское сообщество еще, ну сейчас формируется активно, но все-таки еще так не сформировалось, чтобы можно было там менеджменту спокойно отдать бизнес и получать там какие-то дивиденды. То есть эти люди, уже там в 50–60 лет, вынуждены тащить, как бурлаки, да, тащить эту бечевку и все тащить на себе. И, разумеется, у них возникает некий комплекс вопросов, комплекс потребностей нематериального характера, и они его пытаются решать.
— Скажи, а как на твой взгляд, почему, раз существует такая проблема, почему у нас не возникает системной благотворительности? То есть, есть некоторые проекты более масштабные, менее масштабные — я имею в виду, со стороны бизнеса. Но вот системной, как мы знаем по истории России дореволюционной, когда крупные купеческие семьи занимались собственными благотворительными проектами как бизнесом. То есть, как правило, они были многодетные, и часть мальчиков просто специально обучались, для того чтобы становиться менеджерами того же, скажем, какого-нибудь больничного комплекса или там школьного комплекса. То есть эти вот вещи, они системно развивались. А есть некое ощущение, что к этому возможно вернуться или это иллюзии?
Д. Соколов-Митрич
— Ну есть, конечно. Ну во-первых, все-таки такие попытки есть и попытки небезуспешные. Просто опять же один из моментов, что об этом мало пишут, опять же в силу мною ранее описанных причин, да, что журналисты не умеют писать о позитиве, тем более когда за этим позитивом стоит какой-то крупный предприниматель. Ну я там не буду называть фамилии и названия, но например, там руководитель одной из крупнейших строительных компаний в России, если не самой крупной, он, ну там есть целая, значит, программа в самой компании, плюс еще лично, там никак не афишируя, очень много чего делает. Например, в Петербурге создана некая альтернативная форма содержания и ну форма жизни скорее, людей с синдромом Дауна и с синдромом аутизма. То есть ну я думаю, что если вы когда-то обращались с родителями, у которых ребенок с синдромом Дауна, вы знаете, что это страшный сон для любого родителя: что с ним будет после моей смерти. Потому что ну по государственной если логике, он попадает в так называемый ПНИ — психоневрологический интернат. Ну это в общем, некая такая овощная форма существования до конца дней своих, причем очень еще и плачевном состоянии чисто бытовом, то есть это абсолютно загнивание и так далее. И люди там готовы квартиры оставлять кому-нибудь, лишь бы о его ребенке заботились и так далее. И вот этот предприниматель, он создал, там один из своих домов почти полностью отдал на вот такой дом для таких людей. То есть там есть несколько социальных работников, которые помогают им жить, но в принципе они живут сами. Они там выходят за пределы этого дома, они общаются с людьми там, как могут. И они не просто это делают как вот некую там помощь бедным. Они пытаются создать вообще некоторую альтернативу этим самым «пням», да, то есть они выращивают эту структуру для того, чтобы потом в какой-то момент выйти и сказать, в том числе и государству: давайте вот вместо этого безобразия попробуем сделать вот это. Причем не за счет опять же государства, потому что там эти люди считают, что всё, куда идут государственные деньги, все равно рано или поздно превратится в ПНИ вот эти вот самые. Они просто хотят создать некую формулу общественного существования вот таких домов содержания, не содержания, а домов развития жизни, да, вот этих людей. И на деньги там, опять же, бизнес-сообщества, на деньги там какие-то привлеченные, негосударственные деньги. То есть это только один из примеров, которые я знаю. Я знаю их больше. То есть почему нет каких-то совсем уж таких прям огромных фондов, которые гремели бы на всю страну — ну по разным причинам. Отчасти, мне кажется, тут такая коллизия, что тот, кто хочет этим заниматься всерьез, всерьез в том числе и по духовным соображениям, он как раз не расположен об этом трубить, в силу опять же евангельского такого подхода. А люди, которые готовы об этом трубить, они, как правило, для них это чисто пиаровская мулька, за которой мало что стоит. Наверное, так.
— Когда ты сказал про то, что обращение к христианскому мировоззрению, которое у тебя в жизни произошло, стало не только поворотом собственно в жизни, а неким таким важным моментом в профессии, чисто профессионально — меня это, честно говоря, очень заинтересовало. И вот потом то, что ты говоришь про смену философии: не думать, что мир захвачен лжецами, что в принципе в мире есть нормальные, хорошие, добрые люди, и нам должна быть интересна их жизнь — вот я в этом слышу некое следствие вот этого поворота к христианскому мировоззрению. Вот этот взгляд на мир — вот он таков может быть у христианина.
Д. Соколов-Митрич
— Я тут хочу добавить, что это вообще касается не только журналистики, это касается в том числе и…
— Вот я как раз к этому и веду.
Д. Соколов-Митрич
— То есть, есть тоже такой стереотип, что христианство вообще, а православие в особенности, это некий такой эскапизм. Это вот ты можешь быть либо успешным, либо ты, значит, типа «ушел в православие». На самом деле и мой опыт, и опыт людей, за которыми я наблюдаю, говорит о том, что наоборот как бы, и христианство это формула успеха по большому счету. В том числе и в обычной профессиональной жизни, где чем бы ты ни занимался там —журналистикой, бизнесом, не знаю там, медициной — чем угодно. То есть если ты меняешь взгляд на мир на такой на позитивный, на источник ценностей, на источник знания, то есть если ты начинаешь на мир смотреть там не сверху вниз, а как минимум на равных, а то и снизу вверх, то ты начинаешь расти, ты начинаешь развиваться. Ты там, даже если ты хочешь какой-то продукт сделать для людей, то ты начинаешь к этим людям быть внимательнее, начинаешь понимать, что им нужно там, и у тебя глаза открываются.
— Спасибо огромное за эти слова и за эту беседу. К сожалению, время у нас подходит к концу. И вот я чувствую, что наш разговор, он не окончен, его надо продолжать, потому что тем осталось много интересных. Ну и у Дмитрия жизнь бьет ключом…
— И всегда еще будет о чем поговорить. Спасибо огромное. Напомню, сегодня в этом часе «Светлого вечера» с нами был журналист, генеральный продюсер Лаборатории «Однажды», Дмитрий Соколов-Митрич. В студии также была моя коллега Марина Борисова, и я, Константин Мацан. До свидания, до новых встреч.
— До свидания.
Д. Соколов-Митрич
— До свидания.
уровней атрибуции
Опытные репортеры и источники разработали стенографию для описания того, насколько личность может быть раскрыта и какая часть того, что говорит источник, может быть опубликована.Эта сокращенная система распознает четыре уровня атрибуции: на записи, на фон, на глубоком фоне и не для записи.
«В протоколе» Атрибуция означает, что все, что говорится в источнике, может быть опубликовано и процитировано напрямую, и источник может быть полностью идентифицирован по имени и заголовку. Репортеры следует стараться записывать как можно больше информации о каждом собеседовании. Этот позволяет читателям видеть или слышать точные слова источника и знать, кто является источником является.
«В фоновом режиме», что иногда называют «не для указания авторства», означает, что репортер может цитировать источник напрямую, но не может указывать заявления источнику по имени.Репортер может описать источник по ее позиция. Патрик Э. Тайлер из The New York Times использовал фоновые источники для история, разоблачающая военную помощь США Ираку во время его войны против Ирана. Тайлер сообщил, что Соединенные Штаты тайно предоставили разведданные и сражались. планы на Ирак, хотя официальные лица США знали, что Саддам Хусейн использовал химическое оружие против иранских войск и гражданских повстанцев в Ираке. Большая часть истории Тайлера была приписана «старшим военным офицерам с прямым знание программы »или« бывшие офицеры разведывательного управления », которые были готовы говорить только при условии, что они не будут идентифицированы.
Когда репортеры используют фон информации, они стараются максимально полно описать источник. Сказать информация, поступившая от «госслужащего», бессмысленна. Сказать источник «член комитета по ассигнованиям палаты представителей» дает читателям больше Информация. Источники часто стараются сделать идентификацию столь же расплывчатой, как возможный; репортеры стараются сделать это как можно более конкретным. Потому что По традиции, журналисты с удивлением узнали о соглашении Джудит Миллер, затем репортер The New York Times связался с И.Льюис Либби, Vice Глава администрации президента Дика Чейни. Либби давала Миллеру секретную информацию информация, которую он надеялся опровергнуть утверждения, что администрация Буша раздула угроза того, что Ирак Саддама Хусейна обладает оружием массового уничтожения. Либби сказала, что эту информацию можно использовать только в фоновом режиме. Миллер сказал, что она идентифицировал бы его как «высокопоставленный источник в администрации», но Либби настаивала на том, что он быть идентифицированным как «бывший сотрудник Hill». Это было технически правильно; у него было работал в Конгрессе в конце 1990-х.Тем не менее отождествление Либби просили ввести в заблуждение. Миллер согласился на просьбу Либби, но позже она сказала, что планировала пересмотреть атрибуцию. Миллер никогда не писал о чем Либби рассказала ей, и история их договоренности стала известна в федеральных СМИ. расследование большим жюри утечки личности сотрудника ЦРУ.
«На глубоком фоне» — это вариант фона. Этот уровень атрибуции иногда называют Правило Линдли, названное в честь Эрнеста К. Линдли, обозревателя Newsweek, который использовал это во время администрации Гарри Трумэна, чтобы убедить У.С. лидеров для обсуждения военное и дипломатическое дело. Источник на глубоком фоне не может быть цитирован напрямую и никоим образом не могут быть идентифицированы. Репортер должен опубликовать информацию без указания авторства или с такой фразой, как: «Это было изучено что. . . . » Если репортеры не имеют высокой степени доверия к источнику и информация и одобрение их руководителей, они должны держаться подальше из информации, данной на глубоком фоне.
«Не для записи» — это конечный уровень атрибуции.Обычно это означает, что информация об источнике не может быть используется, но это часто неправильно понимают. Некоторые люди говорят, что они не говорят запись, когда они действительно имеют в виду, что говорят на заднем плане. Также, репортеры и источники иногда расходятся во мнениях относительно того, что «не для записи» средства. Управление по связям с прессой Госдепартамента США заявляет, что репортеры могут никоим образом не использовать неофициальную информацию. Репортеры, однако, иногда использовать неофициальную информацию, как ведет к другим источникам. Почти каждый секрет известен нескольким людям, а иногда и сотням людей.Как только репортеры узнают то, что они ищут, они обычно могут найти общедоступные записи или источники, которые может проверить информацию на записи или на фоне. Некоторые репортеры отказываться слушать неофициальные заявления. Если нельзя опубликовать или транслировать информацию, зачем ее слушать? Другие видят в этом возможность получить представление об официальном мышлении. Или это может помочь им разместить информацию они могут публиковать в более точном контексте.
В записи, не для записи, в фоновом режиме и не для указания авторства — объяснено
В 1989 году обозреватель The New York Times Уильям Сафайр разъяснил разницу между «не для записи», «в фоновом режиме» и «не для указания авторства». , »Или то, что он назвал« лексиконом цитируемости ».Тем не менее, десять лет спустя пять журналистов из The Washington Post все еще не могли прийти к единому мнению об общих определениях этих терминов.
Урок для профессионалов в области коммуникаций очевиден: разница между высказываниями не для записи, на заднем плане или без указания авторства — это то, на что согласны вы и репортер, с которым вы общаетесь. Другими словами, прежде чем что-либо сказать, убедитесь, что вы и репортер понимаете, что означают эти термины, а также когда они применимы, а когда нет.В противном случае вы можете повторить разрушительную ошибку директора по связям с общественностью Белого дома Энтони Скарамуччи.
Как договориться с репортером?
Мы собрали наиболее распространенные определения правил атрибуции, чтобы обеспечить общую основу для обсуждения согласованных определений с каждым докладчиком.
В записи:
Например:
Не указывается:
Комментарии можно цитировать напрямую, но источник можно указывать только в общих чертах (например,г., «правительственный инсайдер»). Вам и репортеру решать, как точно вас опознают. Имейте в виду, что даже если вы не указаны конкретно, для аудитории все равно может быть очевидно, кто был источником.
Например:
На фоне:
Не упоминание авторства или фона может быть полезно, когда вы хотите оказать давление на политическую цель, не нарушая при этом ваши рабочие отношения с ней.
Например:
Не для записи:
Предоставленная информация не для публикации. Однако предоставленная вами информация может быть использована без указания авторства для проверки ее достоверности из другого источника.
Перед тем, как использовать любую из этих тактик, помимо официального заявления, всегда имейте в виду, что ни одно из этих соглашений не является юридически обязательным . Это кодекс чести, основанный на доверии, которое разделяете вы и каждый репортер.
Большинство репортеров не стремятся сжечь источник, но вас все равно могут нехотя назвать или процитировать.
Все еще не уверены? Свяжитесь с нами, чтобы подробнее обсудить нюансы атрибуции.
Это «на заднем плане» или «на записи»? Как использовать эти термины с журналистами
«В фоновом режиме» — это один из нескольких видов жаргона, относящийся к тому, как журналисты могут использовать информацию, наряду с «не для записи», «не для указания авторства», «для записи» и «с проверкой цитаты».
Это американизм, который стал здесь более популярным, и он является источником наибольшей путаницы.
Многие журналисты считают, что «предыстория» означает, что они могут использовать предоставленную информацию, но не раскрывать ее источник в статье.
Однако некоторые клиенты объединяют этот термин с неофициальным обсуждением, когда репортеру требуется явное разрешение на использование чего-либо из интервью.
Это расхождение имеет значение.
Если вы комментируете широкую тему, например нормативную политику, вас нелегко идентифицировать.Но если это планы вашей компании, то источник довольно очевиден.
После того, как вы что-то сказали, ваши рычаги, позволяющие сказать «пожалуйста, не пишите об этом до октября», ослабевают.
Возникает вопрос, почему и когда компания хотела бы говорить «на заднем плане».
Одна из причин — получить оценку нового журналиста и установить взаимопонимание, создавая хорошее впечатление при ограничении риска.
Некоторые СМИ, в том числе Financial Times, подыгрывают, особенно крупным компаниям.
Они говорят: «Я вернусь, если захочу что-нибудь использовать, и мы договоримся, что можно поставить в протокол».
Другим журналистам не нравится неэффективность проведения двух интервью — особенно из второстепенного источника.
Причина, отчасти связанная с этим, заключается в том, что выступление «на заднем плане» позволяет представителю быть более интересным и стимулировать дальнейший интерес со стороны журналиста.
Это может сработать, но требует тщательного рассмотрения взаимосвязи между тем, что вы говорите «в фоновом режиме» и «в записи».
Если есть слишком большой разрыв — много острых обзоров и отраслевых сплетен «на заднем плане», скучные коммерческие разговоры «под записью» — вы просто отключите журналиста.
Журналисты хотят иметь возможность цитировать источники в деловых историях.
На первой встрече с репортером «на заднем плане» не говорите о предметах, которые вы вряд ли захотите делать «для записи».
Могут быть деликатные темы, по которым вы могли бы сказать что-то осторожное позже, поэтому подумайте о взаимосвязи между тем, что вы говорите сейчас, и последующими цитатами «в протоколе».
Ваши «фоновые» сообщения должны логически вести к будущим печатным комментариям.
Некоторые клиенты с удовольствием делятся своими взглядами на проблемы с целью информирования освещения, которое могло бы помочь им с коммерческой точки зрения.
Но идея о том, что журналисты явно будут обменивать много «служебной» информации на случайную «для записи», скучные комментарии преувеличена.
Он может существовать в некоторых местах, особенно для крупных фирм в таких областях, как консультирование по вопросам слияний и поглощений или консалтинг, но не в такой степени, как некоторые полагают.
Наконец, подумайте, когда «на заднем плане» может быть бесполезным.
Часто общение с журналистом «для записи», особенно когда вам нужно сказать что-то важное или сообщить новости, более эффективно с меньшим количеством скрытых рисков.
Эндрю Маршалл — заместитель председателя Cognito
анонимных источников — рассказывающие историю | Новости Ценности
Прозрачность критически важна для доверия к нам со стороны общественности и наших подписчиков.По возможности мы ищем информацию о записи. Когда ньюсмейкер настаивает на фоновых или неофициальных основных правилах, мы должны придерживаться строгого набора правил, которым следуют менеджеры новостей AP.
Согласно правилам AP, материалы из анонимных источников могут быть использованы только если:
1. Материал является информацией, а не мнением или предположением, и имеет жизненно важное значение для отчета.
2. Информация доступна только на условиях анонимности, установленных источником.
3. Источник надежен и может непосредственно располагать информацией.
Репортеры, которые намереваются использовать материалы из анонимных источников, должны получить одобрение своего менеджера по новостям, прежде чем отправлять статью на стол. Менеджер отвечает за проверку материала и обеспечение его соответствия рекомендациям AP. Менеджер должен знать личность источника и обязан, как и репортер, сохранять конфиденциальность личности источника. Только после того, как они будут уверены, что исходный материал проверен менеджером, редакторы и продюсеры разрешат его использовать.
Репортеры должны продолжать интервью, исходя из предположения, что они занесены в протокол. Если источник хочет установить условия, их следует обсудить в начале интервью. В конце интервью репортер должен попытаться еще раз перейти к записи, часть или всю информацию, которая была предоставлена на основе предыстории.
AP обычно ищет и требует более одного источника при анонимном поиске. Истории следует держать в секрете, пока делаются попытки найти дополнительные источники для подтверждения или уточнения.В редких случаях будет достаточно одного источника — когда материал исходит от авторитетного лица, которое предоставляет информацию настолько подробную, что нет никаких сомнений в ее точности.
Мы должны объяснить в истории, почему источник попросил сохранить анонимность. И, когда это уместно, мы должны описать мотив источника раскрытия информации. Если история основана на документах, а не на интервью, репортер должен описать, как были получены документы, по крайней мере, насколько это возможно.
В рассказе также должна быть указана ссылка, подтверждающая достоверность источника; просто цитирование «источника» не допускается. Мы должны быть как можно более информативными: «по мнению высокопоставленных помощников Белого дома» или «высокопоставленного чиновника в британском министерстве иностранных дел». Ни в коем случае нельзя изменять описание источника без консультации с репортером.
Мы не должны говорить, что человек отказался от комментариев, если это лицо уже процитировано анонимно. И мы не должны относить информацию к анонимным источникам, когда она очевидна или хорошо известна.Мы должны просто констатировать информацию как факт.
Истории, в которых используются анонимные источники, должны иметь подпись репортера. Если репортер, не указанный в списке сотрудников, вносит анонимный материал в статью, этот репортер должен быть отмечен как автор статьи.
Все жалобы и вопросы относительно подлинности или правдивости анонимных материалов — изнутри или за пределами AP — должны быть незамедлительно доведены до сведения менеджера новостей.
Не все понимают, что «не для записи» или «на заднем плане» означают одно и то же.Перед любым собеседованием, от которого ожидается какая-либо степень анонимности, должно быть проведено обсуждение, в котором четко устанавливаются основные правила.
Это определения AP:
Под запись. Информацию можно использовать без оговорок, указав источник по имени.
Не для записи. Информация не может быть использована для публикации. Фон. Информация может быть опубликована, но только на условиях, согласованных с источником. Как правило, источники не хотят, чтобы их имена публиковались, но соглашаются с описанием своей позиции.Репортеры AP должны решительно возражать, когда источник хочет проинформировать группу репортеров о предыстории и попытаться убедить источник записать брифинг.
Глубокий фон. Информация может быть использована, но без указания авторства. Источник никоим образом не хочет, чтобы его называли, даже на условиях анонимности.
Как правило, информация, полученная при любом из этих обстоятельств, может быть использована из других источников для внесения в протокол.
АНОНИМНЫЕ ИСТОЧНИКИ В МАТЕРИАЛЕ ИЗ ДРУГИХ ИСТОЧНИКОВ НОВОСТЕЙ
Отчеты других новостных организаций, основанные на анонимных источниках, требуют самой тщательной проверки, когда мы рассматриваем их для нашего отчета.
Основные правила
AP в отношении анонимных исходных материалов применимы к материалам из других новостных агентств точно так же, как и к нашим собственным сообщениям: материалы должны быть основаны на фактах и не должны быть доступны другим способом. История должна быть действительно значимой и достойной освещения в печати. Использование анонимных материалов должно быть разрешено менеджером. Рассказ, который мы создаем, должен быть сбалансированным, и нужно искать комментарии.
Кроме того, прежде чем поднять такую историю, мы должны приложить добросовестные усилия, чтобы зафиксировать ее в протоколе или, как минимум, подтвердить ее посредством наших собственных отчетов.Если у нас есть какие-либо сомнения, мы не должны стесняться придерживаться этой истории. Если в конечном итоге используется анонимный материал другого средства массовой информации, он должен быть отнесен к исходящей новостной организации и иметь описание источника.
АТРИБУЦИЯ
Все, что может быть оспорено в новостях AP, должно быть отнесено. Мы должны дать полное название источника и столько информации, сколько необходимо, чтобы идентифицировать источник и объяснить, почему это лицо заслуживает доверия.При необходимости укажите возраст источника; заглавие; название компании, организации или государственного ведомства; и родной город. Если мы цитируем кого-то из письменного документа — отчета, электронного письма или пресс-релиза — мы должны так сказать. Информация, взятая из Интернета, должна проверяться в соответствии с нашими стандартами точности и относиться к первоисточнику. Файлы, библиотека или архивные фотографии, аудио или видео должны быть идентифицированы как таковые. Для длинных историй атрибуция может содержаться в расширенной заметке редактора с подробным описанием интервью, исследований и методологии.
Что на самом деле означает «не для записи»?
Пример с меньшими ставками из моего собственного опыта: баллада о Теде Крусе и посредственная китайская еда. Во время президентской кампании 2016 года г-н Круз провел неофициальную встречу с несколькими репортерами, которые путешествовали с ним, в холле вестибюля отеля Нью-Гэмпшира. По согласованным правилам ни один журналист об этом не сообщил.
Но на своей пресс-конференции на следующее утро г-н Круз упомянул вечер перед камерой, сделав замечание о нашем китайском заказе еды.Итак, теперь это можно подтвердить: группа из нас ела китайскую еду в компании Теда Круза в каком-то отеле в Нью-Гэмпшире более двух лет назад. Приятно сказать вслух.
Предыстория: Теперь все становится менее интуитивно понятным. Как правило, «в фоновом режиме» означает, что информация может быть опубликована, но только при условиях, согласованных с источником. Для этого могут быть веские причины — скажем, государственные служащие, делящиеся информационными документами, о которых они бы добровольно участвовали только без указания имени.
Репортер может вести переговоры с этими источниками, чтобы, по крайней мере, описать их работу в общих чертах, дать читателю надлежащий контекст: «федеральный работник, который поделился материалом», «правительственный чиновник, имеющий доступ к информации». Все лучше, чем «источник», который ничего не добавляет (и который The Times не принимает в качестве описания источника в печати).
Конечно, политики — и, по крайней мере, не менее часто те, кто на них работает — пытаются безнаказанно злоупотреблять своим статусом поставщиков.Оруэллиан говорит: «На заднем плане мы не можем комментировать» — обычное дело, равно как и попытки скрыть самые отвратительные клише анонимностью без уважительной причины: «На заднем плане мы проводим гонку и единственное, что имеет значение. в день выборов ». На заднем плане: №
Глубокий фон: Именно здесь установление основных правил особенно важно, поскольку у многих журналистов и источников есть конкурирующие определения. Для некоторых нет практического различия между «фоном» и «глубоким фоном», за исключением того, что последний звучит задумчиво и загадочно, вызывая темные тени и пустые гаражи.Другие интерпретируют этот термин как означающий, что информация может использоваться только для контекста и понимания репортера, без какой-либо ссылки.
Такие фразы, как «не для указания авторства» и «без отпечатков пальцев» — привычные припевы для тех, кто занимается глубоким фоном, как если бы каждая статья была своего рода лабораторией лингвистической криминалистики. «Обратите внимание в своем рассказе, что мой главный противник ненавидит щенков и свободу. Никаких отпечатков пальцев! »
Почему степень журналистики полезна для карьеры в PR
Что вы получаете из степени журналистики, которая наиболее полезна при начале карьеры в PR?
Как писать
Как проводить собеседование
Требования к журналисту
Как им нравится, когда их переводят на номер
Что они хотят прочитать о
Соображения, выходящие за рамки письменного слова
Как писать
Первое и самое очевидное, чему вас научат журналистская степень, что необходимо для карьеры в PR, — это как эффективно использовать слова.Вы узнаете, как сжать рассказ до короткой презентации. При написании пресс-релиза (который сам по себе является своего рода искусством) вы лучше понимаете, как написать вступительную строку, которая привлечет внимание, будь то заголовок статьи или тема электронного письма. Умение писать абсолютно необходимо в PR.
Как провести собеседование
Как специалист по связям с общественностью вы будете разговаривать со своими клиентами, которые для нас являются академиками и исследователями, студентами и выпускниками, и пытаться найти интересный угол, человеческий взгляд, как ключевые факты применяются вне учебной аудитории или за ее пределами. исследовательская работа.Вам нужно найти реальное приложение, которое понравится журналисту и убедит его, что о нем стоит писать.
Диплом по журналистике учит, как задавать вопросы кому-то, как вникать в подробности и разбираться в тонкостях темы, которая их интересует, и тем, чем они увлечены. И как передать эту страсть на бумаге, чтобы можно было превратить ее в убедительную историю.
Понимание требований журналиста важно, когда вы пытаетесь привлечь их к работе.
Диплом журналистики учит:
Практические аспекты работы редакции
Как обычно ведет себя журналист
Давление и требования, которым они подвергаются со стороны редакторов
Структура газеты по отделам и тематикам
Кому подавать
Как подать
Когда подавать
Все это имеет значение и может помочь вам построить успешную карьеру в PR.
Подача журналисту
Дело не только в содержании, но и в понимании формата, который журналист хочет прочитать. Они хотят кратко. Они хотят плотно. Они хотят просмотреть несколько предложений и принять решение. Они хотят написать об истории? Они хотят знать больше? Подходит ли это им?
Журналистский опыт может помочь специалисту по связям с общественностью понять, что журналист ищет в материале.И журналисты не часто стремятся построить эту историю на основе одной идеи, из одного источника, они стремятся создать более крупную идею и начать обсуждение. Журналистский опыт позволяет вам более широко представить идеи вашего клиента, связать их с новостными тенденциями и другими людьми, которые говорят о конфликтующих и связанных идеях, создавая дискуссию, которую вы можете отправить журналисту, а не небольшой фрагмент.
За пределами письменного слова
Фриланс сейчас становится все более распространенным явлением, поэтому журналисты не просто думают о своих собственных идеях для историй, они ищут свои собственные фотографии, они получают свой собственный звук, они могут даже сами загружать его в блог / веб-сайт. / публикация.Итак, подумайте, какие фотографии вы можете предложить, а не просто стандартный снимок в голову или клишированное изображение людей, собравшихся вокруг ноутбука. Фотография академика, проводящего свое исследование, или студента во время учебной поездки, которая визуально привлекает журналиста, намного сильнее. Рассмотрите звуки (особенно для радио или подкастов) и аудиоклипы, которые можно использовать вместе со статьями и оживить их.
Вы учитесь на журналистику и думаете о карьере в PR?
Хотите обсудить свои карьерные планы с одним из сотрудников BlueSky?
Керри Раффл и Стефани Маллинс из BlueSky Education учились на журналистику и работали журналистами до того, как начать свою карьеру в сфере PR.Слушайте полное интервью с Керри и Стефани:
вакансий в журналистике | Monster.com
Чем вы можете заниматься со степенью журналистики? Ответ выходит далеко за рамки традиционных СМИ.
Работа в журналистике более разнообразна, чем вы думаете.
Newsflash: Если вас интересует работа в сфере журналистики, это не значит, что вы ограничены работой в традиционных СМИ.Хорошо, может быть, это не совсем сенсационная новость, но вы должны знать, что работа для журналистов, специализирующихся на журналистике, предлагает возможности для написания, которые выходят далеко за рамки той 6-дюймовой истории, которую вы написали для своей университетской газеты. Используя данные Бюро статистики труда США и PayScale, Monster сообщил о 10 карьерах в журналистике, чтобы вы могли их исследовать, и обязательно посетите сайт выпускников Monster для получения дополнительной информации.
Контент-маркетолог
Что бы вы сделали: Журналистская карьера, несомненно, будет сосредоточена вокруг писательской деятельности, и во всех сферах деятельности нужны сильные писатели во многих областях.Контент-маркетологи создают видеоролики, статьи и изображения в редакционном календаре, чтобы повысить узнаваемость бренда, продать продукты, участвовать в обсуждениях на темы, связанные с брендом, и создать чувство общности между покупателями и брендом. Кроме того, контент-маркетологи нацеливают электронные письма, контент, сообщения в социальных сетях и другие творческие формы коммуникации на разные точки взаимодействия с клиентом.
Что вам потребуется: Степень бакалавра должна быть достаточной, чтобы устроиться на работу в сфере контент-маркетинга.
Ваш доход: 46 718 долларов США в год
Найдите вакансий контент-маркетолога на Monster.
Копирайтер
Что бы вы сделали: Всякий раз, когда вы видите рекламу, копирайтер разработал доставленное сообщение. Если вы от природы убедительны, сверхкреативны и можете втиснуть много убедительной информации в несколько слов, эта работа должна привлечь ваше внимание.
Что вам понадобится: Степень бакалавра должна быть достаточной для работы копирайтером.
Ваш заработок: 49 664 долл. США в год
Найдите вакансий копирайтера на Monster.
Специалист по корпоративным коммуникациям
Что бы вы сделали: Крупным корпорациям необходимо передавать информацию о компании своим многочисленным сотрудникам, а также прессе. Это включает в себя все, от информации о преимуществах до внутренних новостей и подробностей о предстоящих событиях. Специалист по корпоративным коммуникациям отвечает за создание и распространение всех этих новостей, а также часто за поддержку внутренней сети компании.
Что вам понадобится: Степень бакалавра — это базовый уровень. Ознакомьтесь с этим образцом резюме для менеджера по связям с общественностью.
Ваш заработок: 62 170 долларов в год
Найдите вакансий в сфере корпоративных коммуникаций на Monster.
Редактор
Чем бы вы занялись: Традиционный, но постоянно меняющийся выбор журналистской карьеры: редакторы наблюдают за каждым этапом процесса публикации, работая с писателями над планированием и редактированием контента для публикации.Редакторы работают в журналах, газетах, интернет-СМИ — практически везде, где есть статья, есть редактор.
Что вам понадобится: Степень бакалавра, а также стажировка и / или опыт работы являются нормой.
Ваш доход: 59 480 долларов США в год
Найдите вакансий редактора на Monster.
Автор гранта
Что бы вы сделали: Авторы грантов используют свои таланты убеждения, чтобы продемонстрировать важность деятельности некоммерческой организации посредством письменных предложений, чтобы выиграть деньги, необходимые для их продвижения.
Что вам потребуется: Степень бакалавра является стандартной для этой должности.
Ваш заработок: 62 170 долл. США в год
Найдите вакансий автора грантов на Monster.
Специалист по связям с общественностью
Что бы вы сделали: Специалисты по связям с общественностью создают и поддерживают благоприятный имидж организаций, которые они представляют, и готовят пресс-релизы, чтобы помочь сформировать общественное восприятие и повысить узнаваемость бренда.Ваш журналистский опыт делает вас отличным кандидатом на роль по связям с общественностью, поскольку они регулярно взаимодействуют с журналистами, чтобы эффективно передавать сообщения своих организаций.
Что вам понадобится: Степень бакалавра — это базовый уровень, но большинство работодателей хотят, чтобы вы прошли стажировку. Ознакомьтесь с этим образцом резюме для менеджера по связям с общественностью.
Ваш доход: 60 000 долларов в год
Найдите вакансий по связям с общественностью на сайте Monster.
Репортер
Чем бы вы занялись: Абсолютный уровень журналистской работы, репортеры информируют общественность о новостях и событиях, проводят большую часть своего времени на местах, проводят интервью и исследуют статьи. Они работают в сжатые сроки в быстро меняющейся среде, стремясь первыми опубликовать историю.
Что вам потребуется: Требуется степень бакалавра, а также стажировка или опыт работы. Ознакомьтесь с этим образцом резюме для репортера.
Ваш доход: 43 490 долларов США в год
Найдите вакансий репортера на Monster.
Специалист по социальным сетям
Что бы вы сделали: Твитнуть, поделиться, поставить отметку «Нравится», опубликовать и т. Д. Специалист по социальным сетям работает на бренд или организацию и общается с общественностью через платформы социальных сетей, чтобы создать благоприятную репутацию. Они также изучают данные и аналитику, чтобы увидеть, как можно улучшить социальную совместимость своей компании.
Что вам потребуется: Требуется степень бакалавра, но вам также необходимо хорошо разбираться в платформах социальных сетей и сетевых инструментах. Стажировка может сделать вас более привлекательным для работодателей. Ознакомьтесь с этим образцом резюме для менеджера по социальным сетям.
Ваш заработок: 50 248 долларов США в год
Найдите вакансий в социальных сетях на Monster.
Директор по спортивной информации
Что бы вы сделали: Если вы увлекаетесь спортом, как насчет того, чтобы вам платили за то, чтобы следить за текущими коммуникационными потребностями программы колледжа по легкой атлетике? Как директор спортивной информации вы будете помогать местным, региональным и национальным спортивным журналистам получать нужные истории от тренеров и спортсменов вашей школы.Вы также будете координировать освещение в СМИ различных спортивных мероприятий.
Что вам потребуется: Обычно для этой должности требуется степень бакалавра. Хотя это и не обязательно, наличие опыта в университетской легкой атлетике может сделать вас более привлекательным для работодателей.
Ваш доход: 41 170 долл. США в год
Найдите вакансий в спортивном маркетинге на Monster.
Технический писатель
Что бы вы сделали: Каждый раз, когда необходимо написать инструкции, особенно для технического продукта или услуги, эти авторы приступают к работе.Технические писатели готовят инструкции и практические руководства, чтобы объяснить, как работает продукт или услуга.
Что вам понадобится: Степень бакалавра является стандартной для этой должности, но знание технических дисциплин (например, информатики, инженерии или веб-дизайна) полезно.
Ваш доход: 71 850 долларов в год
Найдите вакансий технического писателя на Monster.
Как найти работу
Сильные писательские способности всегда будут востребованы, независимо от того, на каком письме вы специализируетесь.Готовы поразить менеджеров по персоналу своими навыками словаря? Присоединяйтесь к Monster бесплатно сегодня. В качестве участника вы можете загрузить до пяти версий сопроводительного письма и резюме, каждая из которых предназначена для различных типов писательских работ, которые вас интересуют. Рекрутеры ищут Monster каждый день, чтобы найти лучшие вакансии квалифицированными кандидатами, такими же, как вы.
No related posts.