|
Первая книжка издания Н.М.Карамзина — «Московского журнала» — вышла из печати в январе 1791 г. В течение двух лет, по декабрь 1792 г., было выпущено восемь частей (в каждой части по три книжки) журнала. Объявляя о подписке в одном из ноябрьских номеров газеты «Московские ведомости» за 1790 г., Карамзин изложил программу планируемого издания. В состав его предполагалось включать: русские сочинения в стихах и прозе; переводы небольших иностранных сочинений; критические отзывы о русских книгах; известия о театральных пьесах; описания происшествий и разные анекдоты, особенно из жизни известных новых писателей.
Журнал имел четкую структуру. Каждый месячный номер («книжка») открывался разделом стихотворений, в котором Г.Р. Державин, И.И. Дмитриев и сам Карамзин печатались постоянно, а кроме того, в данном разделе публиковали свои сочинения Ю.А. Нелединский-Мелецкий, С.С. Бобров, Н. Львов, Н.П. Николев, князь С. Урусов. О богатстве стихотворного раздела журнала можно судить хотя бы по тому, что Г. Стихотворный раздел сменяла проза, переводная и оригинальная. Среди переводных материалов следует выделить опубликованный в нескольких книжках цикл нравоучительных повестей Мармонтеля «Вечера», взятый из французского журнала «Mercure de France», a также биографическую повесть о приключениях известного европейского авантюриста Калиостро «Жизнь и дела Иосифа Бальзамо». Печатались в прозаическом разделе и драматические сочинения, в частности, одноактная мелодрама «София» и переведенные Карамзиным с немецкого языка сцены из драмы известного индийского писателя Калидасы «Сакунтала». Основным автором прозаических материалов в «Московском журнале» был сам Карамзин. Прежде всего, в каждом номере печатались его «Письма русского путешественника». Значение этого сочинения и его влияние на умы современников писателя вообще трудно переоценить. «Письма…» явились художественным открытием Карамзина, своеобразной реализацией им той программы, которую позднее он обосновывал в статье «Что нужно автору» и др. Читатели журнала получили возможность соприкоснуться с миром чувств и мыслей, вынесенных автором из впечатлений от посещения Европы. Посещение Карамзиным Франции совпало со временем, когда там начались события революции 1789 г. Первые отзвуки этих событий он ощутил в Лионе; позднее в Париже Карамзин слушает в Национальном собрании речи Мирабо. Но основное внимание его было поглощено все же знакомством с памятниками культуры: Лувром, Тюильри, Версалем, — театрами и нравами Парижа. Подлинное понимание того, что произошло во Франции в период революции, приходит к Карамзину позднее, когда, уже находясь в России, он получает известие о казни французского короля Людовика XVI. Именно тогда он приходит к выводу, что всякие насильственные потрясения «гибельны, и каждый бунтовщик готовит себе эшафот. Революция — отверстый гроб для добродетели — и самого злодейства». Эти мысли будут высказаны Карамзиным во 2-м издании «Писем русского путешественника», опубликованном в 1797 г. В период выпуска «Московского журнала» его позиция в отношении революции не была столь определенной. Вот как, например, оценивает Карамзин итоги своего пребывания в Париже в письмах весны 1790 г.: «Я оставил тебя, любезный Париж, оставил с сожалением и благодарностью! Среди шумных явлений твоих жил я спокойно и весело, как беспечный гражданин вселенной; смотрел на твое волнение с тихою душою — как мирный пастырь смотрит с горы на бурное море». Печать отстраненности от политических потрясений, переживавшихся Францией, явно сквозит в этих словах. И это была принципиальная позиция Карамзина, сознательно устранявшегося в своем журнале от политической проблематики и вообще избегавшего прямого осуждения чьих-то взглядов, не совпадавших с его собственными, не только в сфере политики, но и в философско-нравственных вопросах. «Тот есть для меня истинный философ, кто со всеми может ужиться в мире; кто любит и тех, которые с ним разно думают. Должно показывать заблуждения ума человеческого с благородным жаром, но без злобы. Скажи человеку, что он ошибается и почему, но не поноси сердца его и не называй его безумцем. Люди! люди! Под каким предлогом вы себя не мучите?» Эта позиция философского беспристрастия отражала еще одну характерную особенность образа мыслей Карамзина в период издания им «Московского журнала». Карамзин подчеркнуто отказывается видеть в литературе, в поэзии лишь средство морального назидания. В этом отношении характерно опубликование в VIII части перевода сочинения немецкого философа Ф. Бутервека «Аполлон. Изъяснение древней аллегории». В сущности, речь идет об искусстве поэзии, о ее высоком предназначении и самодостаточности, обусловленных самой божественной природой Аполлона, предводителя муз и лучезарного бога Солнца одновременно. Вот как завершается это короткое философское эссе: «А ты, благочестивый моралист, перестань шуметь без пользы и с сей минуты откажись от смешного требования, чтобы Поэты не воспевали ничего, кроме добродетели! Разве ты не знаешь, что нравоучительное педантство есть самое несноснейшее и что оно всего вреднее для самой добродетели? <. . .> Поэзия есть роскошь сердца. Роскошь может быть вредна; но без нее человек беден. Что может быть невиннее, как наслаждаться изящным? Сие наслаждение возбуждает в нас чувство внутреннего благородства — чувство, которое удаляет нас от низких пороков. Благодарите, смертные, благодарите поэзию за то, что она возвышает дух и приятным образом напрягает силы наши». Заявленное здесь понимание поэзии как сферы чистого духовного наслаждения, внеположного голому морализированию, по-видимому, отвечало в чем-то внутренним убеждениям Карамзина, и в его журнале действительно мы не видим материалов воспитательной направленности, не говоря уже о философско-нравственных рассуждениях, наполнявших издания масонской ориентации. В приведенном примере Карамзин по-своему пропагандирует новые веяния в истолковании природы поэзии и опирается при этом на авторитет Бутеверка, чье сочинение он переводит. К подобному приему Карамзин в журнале прибегает неоднократно. Помимо «Писем русского путешественника» Карамзин помещает в «Московском журнале» также свои повести. Это «Лиодор», знаменитая «Бедная Лиза» и «Наталья, боярская дочь». К этим сочинениям примыкают философская сказка «Прекрасная царевна и счастливый карла», в чем-то продолжавшая традиции вольтеровских повестей, и нравоописательный очерк «Фрол Силин, благодетельный человек». Эти литературные произведения пользовались исключительной популярностью у читателей журнала, особенно повести. Современники зачитывались «Бедной Лизой» до того, что толпами ходили к Симонову монастырю посмотреть на Лизин пруд. Очаровывало современников и живописание отечественной старины в повести «Наталья, боярская дочь». Для автора обе повести — бегство от реальности, порожденной событиями революции, которой Карамзин страшился. Но здесь отказ от лозунгов революции спроецирован на опыт отечественной истории. В контексте противопоставления ценностей западной цивилизации социальному укладу и нравственным идеалам соотечественников также своеобразной реакцией на события французской революции следует рассматривать и помещенный в журнале нравоописательный очерк «Фрол Силин, благодетельный человек», в котором выведен русский крестьянин, помогающий людям в несчастье и воплощающий собой образец христианского смирения и незлобивости. К этому же произведению примыкает и материал, поданный в журнале как письмо к другу, «Сельский праздник и свадьба». В письме рассказывается о празднике, который добрый помещик устроил своим крестьянам после уборки урожая, и о сельской свадьбе, сыгранной в ходе этого праздника. Идиллическая картина социальной гармонии в отношениях между помещиками и крестьянами должна была нейтрализовать общественное мнение в России перед лицом развертывавшихся во Франции социальных беспорядков. Задумывая свой журнал, в объявлении о подписке Карамзин обещал публиковать в нем описания жизней славных новых писателей, а также «иностранные сочинения в чистых переводах». Эти обещания Карамзин выполнил. В журнале действительно были помещены биографии крупнейших немецких авторов XVIII в.: «Жизнь Клопштока», «Соломон Геснер» и очерк «Виланд». Переводам на страницах «Московского журнала» отводилось важное место. Помимо упомянутых выше «Вечеров» Мармонтеля и «Саконталы» следует указать публикации фрагментов из романа Л. Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шепди», столь популярного во второй половине века во всей Европе, сочинение аббата Рейналя «Похвала Элизе Драпер», статьи К.Ф. Морица «Нечто о мифологии» и «Кофейный дом». Критико-библиографические разделы «Московского журнала» являли собой еще одно неоспоримое достоинство этого издания. Подобные разделы имелись и в других журналах. Но в них, кроме, пожалуй, изданий группы И.А. Крылова, рецензии напоминали, скорее, аннотации или просто справки о выходе книг. Кроме того, за очень редким исключением, бывшим скорее случайностью, чем правилом, в журналах практически не освещалась театральная жизнь. Карамзин восполнил и этот пробел. Критические разделы, представленные в его журнале, охватывали новинки как отечественной литературы, так и иностранной. А регулярные театральные рецензии «Московский театр» дополнялись рубрикой «Парижские спектакли». Впервые русский читатель получал возможность, благодаря переводам театральных рецензий из «Mercure de France», быть в курсе театральной жизни Парижа. Заслуга Карамзина в этом неоспорима. Значительная часть театральных и литературных рецензий принадлежала самому Карамзину. Рецензии играли очень важную роль в отстаивании Карамзиным своих взглядов на различные явления культурной жизни и в утверждении тем самым своей творческой независимости. Так, в обстановке обрушившихся на масонов репрессий он помещает уже в 1-й книжке I части рецензию на сочинение одного из лидеров русского масонства, известного поэта и писателя М. М. Хераскова «Кадм и Гармония, древнее повествование, в 2-х частях (М., 1789)». Обстоятельная рецензия была не лишена критического элемента, но для автора книги являлась несомненной моральной поддержкой. Факт помещения данной рецензии примечателен еще и тем, что сам Карамзин после возвращения из европейского путешествия порвал с масонством. В этой же книжке в разделе «Театр» рецензировался спектакль Московского театра «Эмилия Галотти». Пафос этой пьесы немецкого просветителя Г. Э. Лессинга, по-видимому, также созвучен внутренним убеждением Карамзина. В III части, в разделе «О иностранных книгах», Карамзин помещает рецензию на популярное в Европе произведение Бартелеми «Путешествие молодого Анахарсиса по Греции». Соотнесенность данного произведения с печатавшимися тут же «Письмами русского путешественника» была слишком очевидной, и читатели могли судить о степени как преемственности, так и оригинальности сочинения издателя «Московского журнала». Принципиальной была и рецензия Карамзина на постановку в Московском театре знаменитой трагедии французского классика XVII в. П. Корнеля «Сид». Карамзин отмечает устарелость театра классицизма и отдает явное предпочтение драматической системе шекспировского театра. В нем он видит большую связь с реальной жизнью, способность пробуждать в зрителях сильные душевные переживания: «Французские трагедии можно уподобить хорошему регулярному саду, где много прекрасных аллей, прекрасной зелени, прекрасных цветников, прекрасных беседок; с приятностью ходим мы по сему саду и хвалим его; только все чего-то ищем и не находим, и душа наша холодною остается. <…> Напротив того, Шекспировы произведения уподоблю я произведениям натуры, которые прельщают нас в самой своей нерегулярности, которые с неописанною силою действуют на душу нашу и оставляют в ней неизгладимое впечатление». В то же время Карамзин явно скептически относится к опытам новейшей немецкой чувствительной драмы, наиболее ярким представителем которой был А. Коцебу. Об этом можно судить по рецензии на спектакль Московского театра по пьесе этого драматурга «Ненависть к людям и раскаяние». Еще более резко оценил Карамзин поставленную в том же театре трагедию немецкого автора Бертуха «Эльфрида». Отметив хорошую игру актеров, рецензент основные свои замечания сосредоточил на просчетах драматурга — искусственности конфликта и рыхлости действия. Таким образом, «Московский журнал» был действительно обращен к современности, держал читателей в курсе последних литературных и театральных новостей, и главная заслуга в этом принадлежала Карамзину. Однако технические причины, недостаток подписчиков, а также, по-видимому, соображения творческого порядка вынудили Карамзина прекратить издание журнала. Он решает попробовать такую форму коллективных изданий, как альманахи. Источник: «История русской журналистики XVIII-XIX веков». / Громова Л.П., Ковалева М.М., Станько А.И., Стенник Ю.В. и др. Под ред. Громовой Л.П. – СПб.: Издательство С-Петерб. ун-та, 2003 г. |
Заграничное путешествие Н.
М. Карамзина 1789-1790 гг.: в преддверии «Московского журнала»Nikolai Karamzin’s Foreign Journey of 1789-1790: in Advance of Moscow Magazine
Акчурина Александра Романовна
аспирантка кафедры истории русской журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, [email protected]
Alexandra R. Akchurina
PhD student at the Chair of History of Russian Journalism and Literature, Faculty of Journalism, Lomonosov Moscow State University, [email protected]
Аннотация
В настоящей статье автор рассматривает периодические издания, послужившие источником вдохновения Николая Михайловича Карамзина при создании собственного журнала, получившего название «Московский журнал». Во время путешествия в Европу 1789-1790 гг. молодому русскому писателю и журналисту представилась замечательная возможность познакомиться с западными газетами и журналами и взять их впоследствии за образец. В работе анализируются издания, повлиявшие на представление Карамзина об идеальном журнале, а также деятельность авторов и переводчиков, которые в них сотрудничали и с которыми Карамзин встречался в ходе поездки. Также автор сравнивает анализируемые издания с «Московским журналом» и определяет, какие черты западной прессы заимствовал Карамзин при редактировании своего журнала.
Ключевые слова: Н.М. Карамзин, журнал, западный, периодические издания, образец.
Abstract
In the article, the author examines the periodicals which became a source of inspiration for Nikolai Karamzin as he created his own magazine titled Moscow Magazine. During his European journey of 1789-1790, the young Russian writer and journalist received a great opportunity to get acquainted with Western European newspapers and magazines and take them later as an example. In the article, the publications which influenced Karamzin’s idea of a perfect magazine are analyzed along with the work of the authors and translators who contributed to the publications and who Karamzin met during his voyage. The author also compares the publications under consideration with Moscow Magazine and outlines the features of the European press Karamzin used while editing his own magazine.
Key words: Nikolai Karamzin, magazine, Western, periodicals, example.
Многие исследователи неоднократно обращались к знаменитым «Письмам русского путешественника» Николая Михайловича Карамзина. Так, одним из первых за изучение текста взялся В.В. Сиповский1, немало работ путевым заметкам Карамзина посвятил Ю.М. Лотман2, В.В. Виноградов разбирался в запутанных связях писателя с масонами в период путешествия3, Ю.Н. Тынянов рассматривал на примере произведения Карамзина жанр путевого письма4, А.Н. Балдин анализировал географический маршрут поездки5 − и список авторов, разумеется, может быть продолжен. Но, несмотря на многообразие научных работ, посвященных тексту Карамзина, все же остается ряд аспектов, не затронутых нашими предшественниками.
В настоящей статье мы не касаемся исторической стороны «Писем», так же, как не намерены анализировать художественные особенности текста или раскрывать масонские тайны. Нас интересует журналистский материал, который послужил базой для последующего издания Карамзиным «Московского журнала». В путешествие по Европе писатель отправился в 1790 г., а по возвращении, в 1791 г., сразу же принялся за издание собственного журнала, идею которого вынашивал еще до начала поездки. Уже после возвращения Карамзина из Европы А.И. Плещеева в письме А.М. Кутузову 10 ноября 1790 г. писала: «Предвидели Вы и то, что журнал он выдавать станет»6.
Таким образом, и на путешествие Карамзин смотрел не только как на возможность приобрести новый опыт и ценные знания о заграничной культуре, но и как на источник актуальной информации. Только поняв, чем живет и дышит передовое западное общество, начинающий автор и журналист мог понять, как ему просвещать отечественных читателей.
При внимательном прочтении «Писем» становится очевидно, какое большое количество задач ставил перед собой автор во время поездки. С одной стороны, он, как праздный турист, во время пребывания в том или ином городе посещает основные достопримечательности, театры, знакомится с местным обществом. Разумеется, описания содержат большое количество интересных сведений, т.к. Карамзин привлекал множество дополнительных источников, чтобы не только развлекать читателя, но и просвещать его, а также отличаются изящным стилем, а рассказы путешественника о спектаклях очень напоминают рецензии, впоследствии публиковавшиеся на страницах «Московского журнала».
Однако многое отличало путешественника Карамзина от рядовых соотечественников, посещавших европейские столицы. Во-первых, значительный интерес Карамзин проявлял к западным периодическим изданиям. В Лозанне путешественник вместе с ученым-натуралистом Левадом был в «Кафе литерэр» (Cafe Littéraire), «…где можно читать французские, английские и немецкие журналы. Я намерен часто посещать этот кофейный дом, пока буду в Лозанне»7, − добавляет автор. В Париже, рассказывая о том, «как можно весело проводить время и тратить не много денег», путешественник вновь говорит о чтении журналов и газет, «где всегда найдешь что-нибудь занимательное, жалкое, смешное»8. Подобные замечания определяют круг увлечений и интересов путешественника, выдают в нем не только пытливость и любопытство, но и желание глубоко вникнуть в жизнь города и страны, ознакомиться с передовыми идеями Европы и в дальнейшем донести их до сведения соотечественников. Интерес к иностранным изданиям для Карамзина, вынашивавшего замысел своего журнала, означал и то, что он присматривался к западным образцам, отдавая предпочтение лучшим из лучших.
Стоит остановиться на нескольких изданиях, которые упоминает Карамзин в «Письмах». В первую очередь, нельзя обойти вниманием «Берлинский журнал» − точнее, «Берлинский ежемесячник» (Berlinische Monatsschrift), который в 1783−1811 гг. издавали И.Э. Бистер и Ф. Гедике9. О нем автор впервые упоминает во время пребывания в Берлине, когда рассказывает о «войне» с иезуитами: «… с некоторого времени начали писать в Германии <…>, будто есть тайные иезуиты, которые всеми силами стараются снова овладеть Европою <…>. С сего времени стали везде искать скрытых иезуитов: между учеными и неучеными, между пасторами и солдатами. В сочинениях некоторых писателей нашли что-то иезуитское. Началась ужасная война, и “Берлинский журнал”, издаваемый Бистером и Гедике, избран был в театр сей войны»10.
Чуть позднее автор упоминает об истории со Штарком, согласно информации в сноске, «…придворным дармштатским проповедником, которого берлинцы объявили тайным католиком, иезуитом, мечтателем; который судился с издателем “Берлинского журнала” гражданским судом и писал целые книги против своих обвинителей»11.
Путешественник вспоминает о «Берлинском ежемесячнике» еще раз во время визита к Карлу Вильгельму Рамлеру, «немецкому Горацию», как его называет автор: «Главное его [Рамлера. – А.А.] упражнение с некоторого времени состоит в переводах римских поэтов, в которых почти всегда соблюдает меру оригинала. Сии пиесы, печатаемые в “Берлинском журнале”, могут служить примером в искусстве переводить»12. Очевидно, что перед глазами Карамзина было издание, в число авторов которого входили передовые писатели нации – к аналогичным целям он стремился и при подготовке своего журнала. Кроме того, в приведенной цитате идет речь о переводах, которые составят основу практически каждой книги «Московского журнала». Значительная часть номера заполнялась за счет «Писем русского путешественника», однако, помимо собственных произведений, Карамзин публиковал переводы из произведений Стерна, Лафатера, Мармонтеля и других писателей.
«Берлинский ежемесячник» не мог не привлечь к себе путешественника по многим причинам. Стоит отметить, что журнал являлся рупором «Берлинского общества собраний по средам», или Общества любителей истины. Организация была основана осенью 1783 г. профессором теологии университета Гельмштедта Вильгельмом Авраамом Теллером (1734−1804) и действовала вплоть до ноября 1798 г. Многие члены общества занимали высокие государственные посты — как, например, министр финансов Пруссии Карл Август фон Штрунзее (1735−1804), старший финансовый советник Иоганн Генрих Влёмер (1726−1797) − и поэтому не могли выражать личное мнение публично, поэтому организация носила тайный характер. Кроме того, в составе общества мы находим и представителей интеллигентской элиты: поэта Леопольда Фридриха Гюнтера фон Гёкинга (1748−1828), одного из главных сторонников «популярной философии», писателя и директора Национального театра Иоганна Якоба Энгеля (1741−1802), а также издателей «Берлинского ежемесячника» − Фридриха Гедике (1754−1803) и Иоганна Эриха Бистера (1749−1816). Почетным членом общества являлся философ, переводчик и критик Моисей Мендельсон (1729−1786).
Программа Общества закреплена в шести законах, среди которых первым значится: «Пусть истина будет единственной целью, единственным предметом нашего рассудка и воли»13. Также среди основополагающих догм организации числилось просвещение общества: «Не довольствуйтесь тем, что вы любите и знаете истину, но распространяйте ее, т.е. делайте ее известной и приятной для ваших сограждан. Тот, кто скрывает знание, зарывает в землю дело, которое вверяется ему для возвышения чести самого возвышенного существа; тот похищает у человеческого общества ту пользу, которая могла бы из этого произрасти»14. В остальных законах в той или иной степени формулируются те же постулаты о необходимости просвещения и донесения истинного знания до страждущих.
Характеристика сообщества дана нами для того, чтобы лучше определить направление журнала Бистера и Гедике, так как содержание издания напрямую зависело от целей и задач организации. В оглавлении за 1784 г. можно встретить, например, работу Иммануила Канта «Ответ на вопрос: что такое просвещение?», тема статьи целиком соответствует программе общества. Помимо работы Канта, среди публиковавшихся произведений содержалось немало философских (Гедике Фридрих «О том, что такое “есть” и “быть”. Сообщение к объяснению происхождения жертвы»; Зелле Христиан Готлиб «Попытка доказательства невозможности чистого и независимого от опыта понятия разума»; Шваб Иоганн Кристоф «О моральном и физическом благе. Переписка»; Шпальдинг Георг Людвиг «Современная немецкая философия» и др.). Затрагивалась авторами журнала и неизбежная для просветителей тема воспитания (Кампе Иоганн Генрих «Дальнейшее сообщение о проверке, направленной на общую сущность воспитания. Дальнейшее сообщение о продолжении всеобщей проверки общих основ школьного обучения и воспитания от общества практических воспитателей. О раннем воспитании юных детских душ. Фрагмент»). На страницах издания часто появлялись работы, посвященные религии (Мориц Карл Филипп «Еще одна гипотеза Моисея о сотворении мира»; «Аноним. О католиках в Голландии»; «О настоящем духе чистого деизма») и мистике («Аноним. Псевдограф Калиостро»). Особо стоит отметить и интерес к путешествиям: в «Берлинском ежемесячнике» 1784 г. за подписью Х. опубликована работа «О разнообразных описаниях путешествий в наши дни».
Л. Саламон классифицирует «Берлинский ежемесячник» как «моральный»15. «Моральные еженедельники» брали за образец английские журналы «Болтун» (The Tatler), «Зритель»(The Spectator) и им подобные и «сосредоточивали свое внимание на взрослом поколении, бичуя его тщеславие, любовь к роскоши, невежество и тщательно вскрывая все его заблуждения и промахи»16. Автор называет издание Бистера и Гедике одним из самых «содержательных» среди журналов этого типа. В «Истории немецкой литературы» «Берлинский ежемесячник» назван «вершиной популярно-философской журналистики»17, согласно оценке исследователей, уровень журнала действительно довольно высок для конца XVIII в.
Круг тем, очерченный выше, возвращает нас к предмету нашего исследования – журналистике Карамзина. Темы просвещения и воспитания интересовали начинающего журналиста еще на первых этапах карьеры – во время работы в «Детском чтении для сердца и разума» (1787−1789) Н.И. Новикова Карамзин много занимался подбором материалов, пригодных для подрастающего поколения, начиная от анекдотических заметок и лирических набросков и заканчивая отрывками произведений значительных писателей второй половины XVIII в. В «Московском журнале», изданием которого Карамзин занимался после возвращения из заграничной поездки, выбор литературного материала также обусловливался определенным направлением и тематикой. Начинающего автора интересовала литература сентиментализма, на страницах журнала неоднократно затрагивались религиозно-философские и просветительские темы (в части № 8 за 1792 г. опубликован перевод из Анахарсиса «Платон, или О происхождении мира»18, в части № 7 за тот же год – набросок «Гилас и Филоноус», в котором содержатся философские размышления о материи и мысли19). Отдельно стоит отметить, что в нескольких номерах «Московского журнала» публиковалась повесть о графе Калиостро под полным названием «Жизнь и дела Иосифа Бальзамо, так называемого графа Калиостро»20, произведение о нем можно встретить и в «Берлинском ежемесячнике» («Псевдограф Калиостро»).
Дальнейшие сведения об интересах Карамзина в сфере периодических изданий мы черпаем из его встреч с видными европейскими писателями и учеными. Так, в Берлине путешественник встречается с немецким писателем, критиком и издателем Христоффом Фридрихом Николаи, проживавшем, согласно тексту «Писем», на улице Брудерштрассе (Bruderstrasse)21. В 1757−1759 гг. Николаи совместно с Мендельсоном издавал журнал «Библиотека изящных наук и свободных искусств» (Bibliothek der Schönen Wissenschaften und der Freien Künste), а в 1759−1765 гг. − «Письма о новейшей литературе» (Briefe die Neueste Literatur Betreibend), в котором печатались статьи Лессинга. Самое значительное издание Николаи − «Всеобщая немецкая библиотека» (Allgemeine Deutsche Bibliothek), за период существования которой, с 1765 по 1805 гг., вышло свыше 250 книжек22. Как утверждают авторы «Истории немецкой литературы», влияние журнала на современников было огромно, а в «Истории печати» Саламона он назван «первым руководящим журналом с универсальным характером»23 − тем не менее исследователи отмечают, что вначале журнал привлек аудиторию передовыми взглядами, но после появления новатора И.-Ф. Гете, с его эстетической и культурной концепцией, журнал перестал привлекать читателей и закрылся в безвестности. В примечаниях к «Письмам» о Николаи сказано следующее: «…со временем в его [Николаи – А.А.] идеях стали отчетливо проявляться консерватизм и узкий рационализм. Николаи выступил против “бурных гениев” и даже написал пародию на роман Гете “Страдания юного Вертера” − “Радости юного Вертера” (1775), о которой Карамзин, описывающий, прежде всего, положительные стороны европейской жизни, предпочел не говорить»24. Вероятно, молодой Карамзин не разделял в полной мере взглядов именитого берлинского издателя, однако он наверняка читал не только его литературные произведения, но и журналы, а потому опыт общения с Николаи не мог не сказаться на дальнейшей работе над «Московским журналом».
Еще одна встреча, достойная упоминания в данном контексте, – визит путешественника к писателю и философу Карлу Филиппу Морицу. В ходе встречи автор упоминает журнал «Психологический магазин», который якобы издавал Мориц и публиковал там свои произведения: «Весьма любопытны небольшие его пиесы Über die Sprache in Psychologischer Rücksicht [«О языке в психологическом отношении» − А.А.], которые сообщает он в своем “Психологическом магазине”»25.
Однако в примечаниях Г. Макогоненко и П. Беркова к тексту «Писем» о «Психологическом магазине» встречаем следующее: «Такого журнала Мориц не издавал, и вообще немецкого журнала под таким названием не было. Очевидно, Карамзин имел в виду журнал Морица “Достойные упоминания факты, содействующие развитию благородного и прекрасного” (1786−1788)»26. Тем не менее в работе исследователя А.В. Михайлова встречаем упоминание об издаваемом Морицем в 1783−1793 гг. журнале «Gnothisauton, или Магазин опытного душеведения» (Gnothisauton oder Magazin zur Erfahrungs Seelenkunde), который, по словам автора, открывал «мир индивидуальной психологии»27.
Таким образом, Карамзин не мог ошибаться, упоминая «Психологический магазин» как издание Морица: журнал, действительно, существовал и, безусловно, привлек внимание Карамзина как издание нового типа.
Более подробные сведения можно почерпнуть из работы П.И. Иванова «Карл Филипп Мориц. Его жизнь и деятельность», в которой «Психологическому журналу» посвящена небольшая глава. Первый номер журнала − под обширным названием «Познай самого себя, или Журнал опытной психологии. Книга для чтения для ученых и неученых. При содействии многих ревнителей истины, издаваемый К.Ф. Морицем» − увидел свет в 1783 г. и издавался в течение 10 лет, хотя сам Мориц как автор сотрудничал в нем с 1783 по 1786 гг. После Морица за издание журнала отвечали его сотрудники − К.Ф. Покельс и С. Маймон28.
Наиболее ценный материал содержит другая работа П.И. Иванова – брошюра «Карл Филипп Мориц на страницах “Московского журнала” Н.М. Карамзина». В ней исследователь упоминает переводные фрагменты из «Журнала опытной психологии», которые Карамзин поместил в «Московском журнале» (1791. Ч. 1. Кн. 2.): «Чудной сон» и «Сила воображения». Первый из них сопровождается комментарием издателя, в котором он называет приведенный отрывок «первым в своем роде»29. Иванов анализирует причины, по которым Карамзин дает столь высокую оценку творчеству Морица и его журналу. Психологизм, который насаждал немецкий писатель, шел рука об руку с сентиментализмом, более того, именно сентиментализм, по словам автора, «привнес в литературу психологизацию»30.
Карамзина привлекало не только новаторство журнала Морица, но и его литературное направление − психологизм в произведениях немецкого писателя отзывался созвучно в творчестве начинающего русского автора и издателя.
Во время встречи с Морицем путешественник также упоминает о его ссоре с писателем и педагогом Йоахимом Генрихом Кампе: «Мориц в ссоре с Кампе, славным немецким педагогом, который в “Ведомостях” разбранил его за то, что он вышел из связи с ним и не захотел более печатать своих сочинений в его типографии. “Странные вы люди! – думал я, − вам нельзя ужиться в мире. Нет почти и одного известного автора в Германии, который бы с кем-нибудь не имел публичной ссоры; и публика читает с удовольствием бранные их сочинения!”»31. В приведенном отрывке раскрываются принципиальные взгляды Карамзина на полемику, которых он придерживался всю жизнь. Он осуждал брань в прессе, на страницах «Московского журнала» и других изданий Карамзин никогда ни с кем не спорил и не отвечал на критику.
М.А. Дмитриев в «Мелочах из запаса моей памяти» также рассказывает об этой характерной черте Карамзине: «Не было равнодушнее Карамзина и к похвале, и к критике: первой не давал он большой цены, потому что его самолюбие было не мелочное авторское самолюбие; второю он не возмущался, потому что мелочи не тревожили никогда его философского спокойствия. В его характере было какое-то спокойствие духа, которое мы находим у древних философов. Сердце его могло страдать, но дух не возмущался»32. Отсутствие полемики стало одной из определяющих черт журналистики Карамзина, и основы его подхода мы можем наблюдать уже во время заграничной поездки, когда планы о создании собственного журнала еще только оставались планами.
Что заставляло Карамзина всегда столь упорно отказываться от участия в литературных и журнальных спорах? Нельзя допустить мысль, что Карамзин не смог бы дать отпор критикам на достойном уровн: как человек умный и образованный, из любого спора он вышел бы если и не победителем, то с гордо поднятой головой, блистая яркими и вескими аргументами в защиту своей точки зрения.
Скорее писателя смущала этическая сторона вопроса: в полемике, даже самой миролюбивой и интеллигентной, присутствует противостояние, столкновение. На период спора даже друзья становятся ненадолго врагами, обсуждая вопрос, ставший камнем преткновения. И нередко обсуждение высоких материй переходит на личности, характер аргументов становится все более интимным, затрагивает наиболее важные для спорящих темы – и тогда уже трудно уловить грань, когда полемика превращается в ссору и опускается до брани. Недаром в «Письмах» путешественник приводит осуждающие слова Виланда, сказанные ему при встрече: «Что сказано было между четырех глаз, то выдается в публику»33.
И все же полный отказ от полемики лишает журналистику разнообразия и свободы. Метко, как всегда, написал Н.В. Гоголь в статье «О развитии журнальной литературы, в 1834 и 1835 году»: «Она [журнальная литература. – А.А.] – быстрый, своенравный размен всеобщих мнений, живой разговор всего тиснимого типографскими станками; ее голос есть верный представитель мнений целой эпохи и века, мнений, без нее бы исчезнувших безгласно»34.
Отсутствие полемики лишает журналистику голоса, ведь наибольший интерес вызывает конфликт, и потому голос, которого не слышно, теряет значение. Не случайно «золотым» веком в истории русской литературы назван самый полемичный, проблемный век, когда критические статьи вызывали в обществе широкий резонанс, газеты и журналы заставляли говорить о себе – с презрением или уважением, но, главное, – не молчать.
Продолжая рассказ о журналистском материале в «Письмах русского путешественника», необходимо упомянуть о еще одной важной для автора встрече − в Лейпциге путешественник навестил немецкого писателя Христиана Феликса Вейсе, жившего в деревне. Вейсе − автор нравоучительных повестей для юношества и, что гораздо интереснее для нас, в 1776−1782 гг. редактор журнала «Друг детей», переводы из которого печатались в «Детском чтении для сердца и разума» Н.И. Новикова. Мы уже упоминали о сотрудничестве Карамзина в «Детском чтении», о чем автор заводит речь в «Письмах» во время визита к Вейсе: «Я сказал ему [Вейсе. – А.А.], что разные пиесы из его “Друга детей” переведены на русский, и некоторые мною»35. Впечатления Карамзина от встречи с автором, переводами которого он самостоятельно занимался, должны были быть невероятными, даже если он и не являлся его кумиром.
Также в Лейпциге путешественник встречался с ученым Беком, в разговоре с которым упомянул еще одно крупное периодическое издание XVIII столетия – «Геттингенские ученые ведомости» (Göttingische Zeitungen von Gelehrten Sachen). Во время беседы с Беком путешественник обсуждал сочинение аббата Бартелеми «Анахарсис», приобретшее тогда невероятную популярность. «Геттингенский профессор Гейне, − писал путешественник, − один из первых знатоков греческой литературы и древностей, рецензировал “Анахарсиса” в “Геттингенских ученых ведомостях” и прославил его в Германии. Господин Бек с великим нетерпением ожидает своего экземпляра»36. Автор «Писем» не мог обойти вниманием журнал, «экземпляр» которого «с нетерпением» ждал один из крупных ученых поколения. «Геттингенские ученые ведомости» выходили в 1753−1923 гг., и в примечаниях к «Письмам» Макогоненко и Беркова названы «одним из самых авторитетных немецких критических журналов»37. Издание в основном публиковало рецензии на недавно вышедшие книги; при этом, естественно, учитывались интересы аудитории и отбирались те произведения, которые представляли потенциальный интерес для ученых и образованных людей.
В Германии, стране, богатой на литературную интеллигенцию, путешественник также встретился с писателем Бертухом, переводчиком «Дон-Кихота» с испанского и издателем «Магазина гишпанской и португальской литературы» (Magazin der Spanischen und Portugiesischen Litteratur). Как известно, в 1787 г. Бертух также начал выпускать «Журнал роскоши и мод» (Journal des Luxus und der Mode), и его статьи, опубликованные в нем, имели у публики огромный успех38. И здесь мы вновь встречаем интерес к переводной литературе, присущий Карамзину, а также к литературе различных культур и национальностей. Уже будучи издателем и редактором «Московского журнала», Карамзин публиковал довольно экзотические произведения (например, отрывки из индийского эпоса «Сцены из Саконталы»), а из журнала «гишпанской литературы», который издавал Бертух, перевел балладу «Граф Гваринос».
Безусловно, интерес Карамзина к западным изданиям не исчерпывается знакомством с немецкими журналами и издательствами. В «Письмах русского путешественника» речь заходит и об известном английском журнале «Зритель», издававшемся Джозефом Аддисоном и Ричардом Стилом. В «Письмах» путешественник во время пребывания в Лозанне упоминает об оде Аддисона, там опубликованной39, демонстрируя знакомство с содержанием журнала. «Зритель», как и другие издания Аддисона и Стила, брали за образец «моральные» немецкие журналы – и Карамзин вслед за ними. Одна из наиболее важных особенностей журнала – регулярная периодичность выхода − 6 раз в неделю, менее чем за два года (журнал издавался с 1 марта 1711 по 6 декабря 1712 гг.) вышло в общей сложности 555 выпусков. Так, Аддисон напечатал в «Зрителе» 274 статьи40. Конечно, «Зритель» нельзя в современном смысле назвать «журналом», так как он выходил в виде листков небольшого объема. Тем не менее Карамзин неизбежно вдохновлялся примером трудолюбивых журналистов Аддисона и Стила: в годы работы над «Московским журналом» ему приходилось неоднократно заполнять изрядный объем выпусков практически в одиночку.
Главной «приманкой» для читателей «Зрителя» стали очерки-эссе, авторами которых чаще всего выступали сами издатели. Тематика могла быть различной – морально-философской, эстетической, бытовой. Периодически на страницах издания появлялись политические эссе Стила, который придерживался взглядов партии вигов. То, что читателям «Зрителя» предоставлялась политическая информация, принципиально отличает британский образец от журналистской деятельности Карамзина. Ни в «Письмах русского путешественника», ни впоследствии в «Московском журнале» нельзя встретить никаких политических комментариев, аллюзий или сравнений. Безусловно, во многом причиной тому была нелегкая эпоха правления Екатерины II, когда одно только упоминание о французской революции могло повлечь гибельные последствия. Неудивительно, что в 1792 г. издание «Московского журнала» оборвалось на парижских страницах «Писем» (Карамзин находился в мятежной столице в разгар революционных событий, но о них не сказано почти ни слова), а «Письма русского путешественника» увидели свет в полном объеме лишь в 1801 г.
Однако направление «Зрителя» во многом созвучно идеям Карамзина, реализованным в «Письмах» и в дальнейшем при издании «Московского журнала». Как замечает исследовательница А.А. Елистратова, журналы Аддисона и Стила «во многом связаны с литературными традициями классицизма», однако в их прозаических эссе уже угадывались черты просветительского реализма41. Кроме того, издатели «Зрителя» неоднократно подчеркивали большую воспитательную роль литературы, что не могло не привлечь Карамзина, который всегда придерживался тех же взглядов.
Наконец, нельзя обойти вниманием французскую прессу, за которой также следил Карамзин, ведь именно в Париже в 1789-1790 гг. происходили события, впоследствии в корне изменившие ход европейской истории, а журналы являлись отражением настроений той интересной эпохи. Во время пребывания в Париже путешественник встретился с французским писателем Мармонтелем, произведения которого в переводах Карамзина впоследствии неоднократно выходили в «Московском журнале». Среди восторженных отзывов начинающего писателя находим и ценную информацию: «Теперь занимается он [Мармонтель. – А.А.] литературною частью “Французского Меркурия”, вместе с Шанфором, также членом академии»42.
«Французский Меркурий» (Mercure de France) появился во Франции еще в 1672 г., однако до 1724 г. выходил под названием «Галантный вестник» (Mercure galant). Первоначальное название больше соответствовало характеру издания, которое пыталось сочетать научно-популярную и развлекательную журналистику. Исследователь В.С. Соколов замечает, что «Французский Меркурий» задумывался как первый журнал «для легкого чтения»43. Соколов также приводит характеристику журнала из работы французского исследователя Э. Атена: «Издание составлялось в оригинальной форме письма, в котором, искусно перемешиваясь, сменяя друг друга, шли факты, рассказы, стихи, анекдоты, политические и научные новости, сведения о продвижении по службе, назначениях, свадьбах, крестинах и похоронах, спектаклях, галантных историях, приемах в академиях, арестах, церковных службах, судебных заседаниях, ученых диссертациях, песнях, иллюстрированных загадках и прочих “играх ума”. Здесь помещались незаакадемизированные обзоры политических новостей, хроника культурной жизни, придворные известия с пикантными подробностями»44.
Журнал выходил раз в месяц, политические новости перепечатывались в основном из «Газетт де Франс» (Gazette de France) – самой «долгоиграющей» и популярной французской газеты (выходила с 1631 по 1944 гг.). «Французский Меркурий» считался дорогим и влиятельным журналом, который читали представители высшего общества. «Дорогим» – в буквальном смысле: его годовая подписка стоила почти в два раза больше, чем на «Газетт де Франс» (около 30 ливров против 15 за «Газетт»). Несмотря на развлекательный характер, «Французский Меркурий» был официальным журналом, и с 1724 г. вместе со сменой названия изменилось и его оформление: на первой странице по приказу Людовика XV появилось изображение королевского герба.
Между «Французским Меркурием» и «Московским журналом» Карамзина мало общего, однако упомянул о нем путешественник не случайно. В свой журнал Карамзин стремился внести такое же разнообразие, какое было во французском ежемесячнике, но сохраняя индивидуальность и учитывая требования времени. На исходе XVIII столетия, в неспокойную эпоху Французской буржуазной революции, Карамзин не стал бы в литературном журнале публиковать «придворные известия с пикантными подробностями» или тем более сообщения об арестах. К тому же издатель «Московского журнала» не ставил себе целью только развлекать публику, основной его задачей было просвещение, потому и разнообразие материала и жанров «Московского журнала» ограничивалось жесткими рамками. На страницах издания можно встретить и рецензии, и отчеты о выходе новых книг, стихи, прозу и драматургию, анекдоты, переводы и отрывки из философских произведений. Однако актуальной новостной составляющей, традиционной для «Французского Меркурия», в журнале Карамзина не было и быть не могло: издатель преследовал совсем другие цели.
Однако влияние на Карамзина французской прессы и, в том числе, упомянутого «Французского Меркурия» очевидно: журнал задавал тон эпохе, развивал общество, пусть и развлекая «скандалами, интригами, расследованиями». Перед глазами читателя проходила полная событий и волнений жизнь – и все только на страницах издания. Начинающего издателя, путешествующего по Европе, не могла не восхищать эта способность периодических изданий будить яркие эмоции – и в «Московском журнале» он стремился достичь те же цели.
В настоящей работе мы постарались проследить истоки «Московского журнала»: что предшествовало его изданию, с каким багажом знаний и навыков начинающий писатель взялся за столь серьезное и непростое дело. Поездка в Европу стала для Карамзина источником исключительных знаний, которые он смог впоследствии разумно и талантливо применить. Путешествие для него, как и для любого образованного и любознательного человека, не стало праздным времяпрепровождением, а обернулось экспедицией в различные страны и культуры, из которых будущий издатель почерпнул богатые впечатления и необходимую информацию. Безусловно, на путешественника влияли не только встречи с представителями духовной элиты и чтение популярных газет и журналов. Были и другие встречи: с писателями Клейстом, Лафатером, Виландом, Гердером и многими видными учеными и культурными деятелями. Путешественник посещал театры в крупнейших европейских столицах, наблюдал кипучую жизнь парижских кафе, в которых революции совершались за одной только чашкой крепкого кофе – и все это накладывало отпечаток на его систему ценностей, создавало новую картину мира, которой он впоследствии делился с читателями.
Мы же остановились на наиболее конкретных примерах, по которым легко воспроизвести круг чтения и интересов Карамзина в годы путешествия, так как на их основании можно сделать наиболее верные выводы о том, какой журнал хотел создать Карамзин. Издания, упомянутые выше, словно детали мозаики, из которых издатель сложил свой новый, аутентичный продукт. И главное достоинство журнала не в том, что Карамзин брал лучшие образцы европейской журналистики, – при выборе он всегда руководствовался личным вкусом, и поэтому «Московский журнал» имеет такой характерный отпечаток его личности.
- Сиповский В. В. Н. М. Карамзин, автор «Писем русского путешественника». Спб, 1899. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. «Письма русского путешественника» и их место в развитии русской литературы» / Лотман Ю.М. Карамзин. СПб, 1997. Виноградов В.В. Проблема авторства и теория стилей. М., 1961. Тынянов Ю.Н. Литературный факт / Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. Балдин А.Н. Протяжение точки: литературные путешествия: Карамзин и Пушкин. М., 2009.Барсков Я.Л. Переписка московских масонов XVIII-го века. Прг, 1915. С. 29. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. М., 1980. С. 218. Там же. С. 342.Саламон Л. Всеобщая история прессы / История печати. Антология. М., 2002. Т. 1. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. М., 1980. С. 69. Там же. С. 71. Там же. С. 79.Волкова К.А. Моисей Мендельсон и его статьи о просвещении // Кантовский сборник. Вып. № 3 (37). 2011 // http://journals.kantiana.ru/upload/iblock/e1f/zwkcabsiywhc%20wtsnzgrwkxmjwfmvetjd%20_85-92.pdf (Дата обращения: 15.03.2004). Там же.Саламон Л. Указ. соч. Там же. С. 86-87. История немецкой литературы: в 3 т. Т. 1. От истоков до 1789. М., 1985. С. 233. Московский журнал. 1792. Ч. 8. Дек. Московский журнал. 1792. Ч. 7. Сент.Московский журнал. 1791-1792. Карамзин Н.М. Указ. соч. С. 69. История немецкой литературы. С. 232.Саламон Л. Указ. соч. С. 88. Карамзин Н.М. Указ. соч. С. 574. Там же. С. 82. Карамзин Н.М. Избранные сочинения в двух томах. М.-Л., 1964. С. 790. Михайлов А.В. О Людвиге Тике, авторе «Странствий Франца Штернбальда». Ч. IV / Л. Тик. Странствия Франца Штернбальда. М., 1987. С. 259. Иванов П.И. Карл Филипп Мориц. Его жизнь и деятельность. Псков, 1993. Московский журнал. 1791. Ч. 1. Кн. 2. Иванов П.И. Карл Филипп Мориц на страницах «Московского журнала» Н.М. Карамзина. Псков, 1994. С. 9. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. С. 83. Дмитриев М.А. Московские элегии. Стихотворения. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1985. С. 180. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. С. 120. Гоголь Н.В. Собрание сочинений: в 7 т. М., 1978. Т. 6. С. 151. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. С. 110. Там же. С. 103.Карамзин Н.М. Избранные сочинения в двух томах. Т. 1. С. 791.Саламон Л. Указ. соч. С. 90. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. С. 217.Саламон Л. Указ. соч. С. 126.Елистратова А.А. Нравоописательная журналистика: Английская литература XVIII в. / История всемирной литературы: в 8 т. М., 1983−1994. 1988. Т. 5. С. 36.Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. С. 356.Соколов В.С. Периодическая печать Франции. Спб, 1996. С. 19.Цит. по: Соколов В.С. Периодическая печать Франции. Спб, 1996. С. 19. (Hatin E. Histoiredela Presseen France. Paris, 1861. P. 89.)
Ульяновск | 3 июня в УлГПУ им. И.Н. Ульянова почтили день памяти историка, крупнейшего русского литератора Николая Михайловича Карамзина
3 июня в Ульяновском государственном педагогическом университете имени И.Н. Ульянова почтили день памяти Николая Михайловича Карамзина (1766 – 1826) — историка, крупнейшего русского литератора эпохи сентиментализма; создателя «Истории государства Российского» — одного из первых обобщающих трудов по истории России; редактора «Московского журнала» и «Вестника Европы».Карамзин вошёл в историю как реформатор русского литературного языка. Именно он ввёл в обиход слова «промышленность», «сосредоточить», «моральный», «эстетический», «эпоха», «сцена», «гармония», «катастрофа», «будущность».
Николай Михайлович Карамзин родился 1 (12) декабря 1766 года около Симбирска, в родовом селе Карамзинка. Первоначальное образование получил в частном пансионе в Симбирске. В 1778 году был отправлен в Москву в пансион профессора Московского университета И. М. Шадена. Одновременно посещал в 1781—1782 годах лекции И. Г. Шварца в университете.
В 1781—1784 годах Карамзин служил в лейб-гвардии Преображенском полку, из которого вышел в отставку в чине поручика. Ко времени военной службы относятся первые литературные опыты. После отставки некоторое время жил в Симбирске, а потом — в Москве.
В Москве Карамзин познакомился с писателями и литераторами: Н.И. Новиковым, А. М. Кутузовым, А. А. Петровым, участвовал в издании первого русского журнала для детей — «Детское чтение для сердца и разума».
В 1789—1790 годы предпринял поездку в Европу, в ходе которой посетил Иммануила Канта в Кёнигсберге, восхитился Берлином и побывал в Париже во время великой французской революции. В результате этой поездки были написаны знаменитые «Письма русского путешественника», публикация которых сразу же сделала Карамзина известным литератором. Некоторые филологи считают, что именно с этой книги ведёт свой отсчёт современная русская литература.
По возвращении из поездки в Европу Карамзин поселился в Москве и начал деятельность в качестве профессионального писателя и журналиста, приступив к изданию первого русского литературного журнала «Московский журнал» (1791—1792), затем выпустил ряд сборников и альманахов: «Аглая», «Аониды», «Пантеон иностранной словесности», «Мои безделки», которые сделали сентиментализм основным литературным течением в России, а Карамзина — его признанным лидером. Помимо прозы и стихов «Московский журнал» систематически публиковал рецензии, критические статьи и театральные разборы.
С начала XIX века Карамзин постепенно отошёл от художественной литературы, а с 1804 г., будучи назначенным Александром I на должность историографа, он прекратил всякую литературную работу, «постригся в историки».
В феврале 1818 года Карамзин выпустил в продажу первые восемь томов «Истории государства Российского», трёхтысячный тираж которых разошёлся в течение месяца. В последующие годы вышли ещё три тома «Истории», появился ряд переводов её на главнейшие европейские языки. Незаконченный 12-й том был издан после его смерти.
Карамзин скончался 22 мая (3 июня) 1826 года в Санкт-Петербурге. Похоронен он на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.
В УлГПУ им. И.Н. Ульянова при кафедре русского языка, литературы и журналистики действует Карамзинская научная лаборатория. Она была организована в связи с празднованием юбилея Н.М. Карамзина в 1991 году как организационная структура при Всероссийской Карамзинской комиссии под руководством академика Д.С. Лихачева. Создание лаборатории изначально предусматривало не только юбилейные мероприятия, но и активную научно-исследовательскую работу, призванную организационно сплотить ведущих российских ученых, занимающихся изучением творчества Н.М. Карамзина и русской культуры конца XVIII-первой половины XIX века.
На базе УлГПУ имени И.Н. Ульянова совместно с Ульяновской областной научной библиотекой «Дворец книги» проведен ряд научных конференций (Карамзинских чтений), с участием ведущих российских и зарубежных специалистов по русской литературы, истории, культуры XVIII-XIX вв.
Регулярно издаются сборников по материалам всех проведенных конференций, выходят статьи и монографии. Сборники находятся в крупнейших библиотеках России и за рубежом (библиотека Конгресса США и др.).
Сотрудники лаборатории постоянно поддерживают контакты с мировой научной общественностью. В год 250-летнего юбилея Н.М. Карамзина сотрудники лаборатории приняли участие в Карамзинских конференциях Москвы, Санкт-Петербурга. Варшавы, Еревана, Седльце, Калининграда и др.
По материалам, хранящимся в базе данных лаборатории, пишутся и защищаются курсовые и дипломные работы, магистерские, кандидатские и докторские диссертации.
Лаборатория проводит мероприятия по популяризации научных результатов конференций среди учителей русского языка и литературы средних школ, лицеев, гимназий.
Деятельность лаборатории получила всемерную поддержку со стороны ведущих академических и учебных учреждений (кафедра русской литературы МГУ, отдел XVIII века в Институте русской литературы РАН) и крупнейших исследователей.
Ссылки:
«Блестящий сын златого века» http://karamzin.rusarchives.ru/razdely/na-poroge-vechnosti
Карамзин: pro et contra. Личность и творчество Н. М. Карамзина в оценке русских писателей, критиков, исследователей. Антология / Сост., вступ. ст. Л. А. Сапченко. — СПб.: РХГА, 2006.
http://az.lib.ru/k/karamzin_n_m/text_0950.shtml
|
2. Карамзин. Древнерусская литература. Литература XVIII века
2. Карамзин
Главой русского сентиментализма справедливо признается Николай Михайлович Карамзин (1766–1826). В его творчестве наиболее ярко и полно проявились основные черты нового направления, со всеми его достоинствами и слабыми сторонами.
Карамзин выступал как поэт, прозаик, публицист, литературный и театральный критик, издатель и, наконец, как автор многотомной «Истории государства Российского». Он смело вынес на суд читательской публики произведения, в которых отступления от прежних канонов и правил имели принципиальный характер.
«Нравственное образование», по удачному выражению Дмитриева, Карамзин получил в кругу участников масонского Дружеского литературного общества: Н. И. Новикова, А. М. Кутузова, И. П. Тургенева, А. А. Петрова. Их литературные интересы и эстетические принципы оказали существенное влияние на все дальнейшее творчество писателя, который, однако, скоро проявил самостоятельность и независимость.[1106] Лишь самые первые переводы Карамзина были непосредственно связаны с деятельностью масонского кружка: перевод поэмы А. Галлера «О происхождении зла» (1786), участие в переводе немецкого периодического издания «Размышления о делах божиих в царстве натуры и провидения и беседы с богом» (1786) К. Штурма и И. Тиде. Но в эти же годы, во многом под влиянием Петрова, с которым Карамзин особенно близко сдружился, литературные интересы писателя приобретают новую направленность. Он обращается к переводам из Шекспира («Юлий Цезарь», 1787), Лессинга («Эмилия Галотти», 1788). Карамзинский «Юлий Цезарь» был одним из самых первых переводов Шекспира на русский язык. В предпосланном тексту предисловии переводчик знакомил читателя с Шекспиром, с современными спорами о его творчестве, развернувшимися в европейской литературе в связи с выступлением Вольтера против «варвара», не знавшего правил. Карамзин выступает как защитник и апологет Шекспира. «Немногие, — заявляет русский переводчик, — столь хорошо знали все тайнейшие человека пружины, сокровеннейшие его побуждения, отличительность каждой страсти, каждого темперамента и каждого рода жизни, как удивительный сей живописец».[1107]
Настоящей литературной школой для Карамзина было участие в качестве сотрудника, а затем и редактора журнала «Детское чтение для сердца и разума» (1785–1789), издававшегося Новиковым. Для «Детского чтения» Карамзин перевел много произведений европейской литературы XVIII в.: цикл повестей С.-Ф. Жанлис «Деревенские вечера», поэму Х.-Ф. Вейсе «Аркадский памятник», поэму Дж. Томсона «Времена года». Здесь появились и первые оригинальные сочинения начинающего писателя: этюд «Прогулка», повесть «Евгений и Юлия».
Путешествие по странам Европы в 1789–1790 гг. оказалось решающим моментом в литературной судьбе Карамзина. Предпринимая издание «Московского журнала», Карамзин сообщал, что в нем не будут печататься «теологические, мистические, слишком ученые, педантические сухие пиесы». Это намерение встретило резко отрицательное отношение многих масонов, в частности Кутузова. Однако другие члены новиковского кружка, и в первую очередь Петров, поддержали Карамзина и даже стали сотрудничать с ним. В «Московском журнале» (1791–1792) Карамзин выступил и как писатель, и как теоретик нового направления, глубоко и самостоятельно воспринявший опыт современной ему европейской литературы.
В многочисленных рецензиях на русские и иностранные книги и спектакли, в своих собственных сочинениях и примечаниях от издателя к произведениям других авторов Карамзин развил основные эстетические принципы сентиментализма.
Издатель «Московского журнала», проникнутый гуманистическими представлениями о достоинстве человеческой личности, с особым вниманием относился к проблеме «сердцеведения», познания «внутреннего человека». Однако, если большинство масонов считало эту проблему религиозно-философской, Карамзин рассматривал ее как эстетическую. Писатель сформулировал это следующим образом: «… философ не-поэт пишет моральные диссертации, иногда весьма сухие; поэт сопровождает мораль свою пленительными образами, живит ее в лицах и производит более действия».[1108] В связи с этим закономерно возникал и другой вопрос: какими же качествами должен обладать «поэт», т. е. настоящий, большой художник? Карамзин анализировал творчество крупнейших европейских писателей прошлого и современных ему авторов, стремясь найти какой-то общий критерий оценки их произведений. Таким критерием для Карамзина оказалась «чувствительность», «без которой Клопшток не был бы Клопштоком и Шекспир Шекспиром» (1, 87). Для писателя-сентименталиста понятие «чувствительность» очень емко; это качество присуще и Шекспиру, и Руссо, и Ричардсону, и Стерну, и Томсону, и Гете. «Чувствительный» автор, по Карамзину, способен глубоко проникать во «внутреннего человека» и своим изображением страстей «трогать сердце».
«Чувствительность» не замыкалась, однако, в узком камерном кругу: это качество предполагало также способность к сопереживанию. Степень и форма реакции на чужую боль могла быть, конечно, разной: иногда сочувствие проявлялось лишь в томных слезах и вздохах, иногда же речь шла обо всем страждущем человечестве. Мысль о всеобщем благе и справедливости, вдохновлявшая Руссо, по-своему была воспринята и Карамзиным. В «Разных отрывках. (Из записок одного молодого Россиянина)» (1792) Карамзин мечтает о «священном союзе всемирного дружества» «всех братьев сочеловеков». Хотя эти размышления имеют очень общий, отвлеченный характер, они живо соотносятся с критико-публицистической деятельностью издателя «Московского журнала», рецензирующего спектакли революционного Парижа и такие книги, как «Утопия» Т. Мора, «Развалины, или Размышления о революциях империи» К. Вольнея, «О Руссо как об одном из первых авторов революции» Л.-С. Мерсье и т. д. Общественно-политическая позиция Карамзина в этот период совершенно очевидно «противоречила политике правительственной реакции».[1109] Живой интерес к проблемам общественного устройства, внимание к современным политическим событиям — все это у Карамзина, так же как у Руссо, составляло неотъемлемую часть его этики и эстетики. Традиции гражданственности, связанные с литературой русского классицизма, вовсе не были чужды писателю-сентименталисту, однако они получали новое художественное воплощение. В частности, Карамзин подходит по-новому к вопросу о необходимости соблюдения правил: он готов простить любое отступление от правил, если произведение проникнуто творческим гением (слово «g?nie» становится особым термином для русского писателя, ценителя Шекспира).
Оставаясь вполне последовательным, Карамзин скептически относился к французским драматургам, предпочитая им Г. Лессинга, И. Гете, В. Клингера, Ф. Шиллера: они «с такой живостью представляют в драмах своих человека, каков он есть, изображают все оттенки его натуры, но отвергая все излишние украшения или французские румяна, которые человеку с чистым естественным вкусом не могут быть приятны».[1110] Искренность чувства и «чистый естественный вкус» становятся для писателя главнейшими критериями при определении ценности литературного произведения, независимо от того, соблюдаются ли в нем правила или нет.
С самого начала творческого пути Карамзин стремится осуществлять эти принципы в своей художественной практике. Вслед за Муравьевым он решительно отказывается от жанровой иерархии, предписанной теорией классицизма. Первые поэтические опыты Карамзина отличаются подчеркнуто камерным характером. Ранние стихи поэта тематически тесно связаны с его дружеской перепиской. В текст писем к Дмитриеву Карамзин нередко включал стихотворения, служившие как бы продолжением его беседы с другом. Впоследствии поэт опубликовал некоторые из этих стихов как самостоятельные произведения.
К сотрудничеству в «Московском журнале» молодой издатель сумел привлечь, не говоря уже о ближайшем друге Дмитриеве, крупнейших русских поэтов того времени — Хераскова и Державина. Их творчество, так же как и постоянное общение с ними, оказало известное влияние на развитие литературного дарования Карамзина. Несмотря на различие эстетических принципов Державина и Карамзина, у них был общий этический идеал — «идеал свободного, независимого писателя-патриота, писателя-учителя, писателя — выразителя общественного мнения».[1111] Этих авторов объединяло также стремление найти новые пути для развития русской поэзии, решительный отход от традиционных канонов поэзии недавнего прошлого. Поиски шли в разных направлениях, и Карамзин по-своему подошел к тем же проблемам, которые решали его старшие братья по перу. Лирику Карамзина, особенно раннего периода, отличает особое внимание к форме стиха: поэт экспериментирует, применяя малоупотребительные или даже новые размеры, широко используя белый стих. В жанровом и стилистическом отношениях поэзия Карамзина тоже очень разнообразна. Не желая писать классических од, поэт находит новые формы для развития общественно-гражданской темы. Наиболее яркий пример этому — ода «К Милости»: в ее стиле, образах, интонациях заметны явные отступления от жанровой традиции. Публикуя стихотворение в «Московском журнале», Карамзин вынужден был несколько изменить первоначальную редакцию из-за цензурных соображений. Поэт обращался к Екатерине II со смелым и благородным призывом проявить милость к преследуемым ею масонам. Выступление Карамзина было актом большого гражданского мужества: в конце апреля 1792 г. был арестован Новиков и началось следствие по его делу, а в майской книжке карамзинского журнала появилось стихотворение «К Милости». Заступаясь за своих опальных друзей, поэт напоминал императрице о «праве, с которым человек рожден». Идея естественного равенства приобретала для Карамзина вполне конкретное содержание. Дистанция между царем и поэтом, существовавшая в одах классицизма, неожиданно исчезает в стихотворении Карамзина. Он обращается к императрице не как подданный к государыне, а как человек к человеку, как к «нежной матери».
Личные мотивы остаются преобладающими в лирике Карамзина в течение всего его творчества. Конкретные бытовые детали, играющие такую большую роль в поэзии Державина, редко проникают в карамзинскую лирику, отражающую по преимуществу внутреннюю жизнь поэта, его настроения и «чувствования». Однако в некоторых стихотворениях Карамзина помимо автора появляются другие герои со своими характерами и судьбами. Это герои баллад Карамзина — «Раиса» и «Граф Гваринос», а также написанной несколько позднее «богатырской сказки» «Илья Муромец».
Разрабатывая эти новые для русской поэзии лиро-эпические жанры, Карамзин использовал опыт европейских авторов. Характерно, в частности, обращение писателя к сюжету старинного испанского романса («Граф Гваринос»).[1112] Отдаленность и времени и места действия придавала этому сюжету особый поэтический колорит в глазах Карамзина, захваченного уже до некоторой степени преромантическими веяниями эпохи.
Идеи Гердера, с которым Карамзин был знаком и по его произведениям и лично (знакомство состоялось во время пребывания Карамзина в Германии), он воспринял далеко не полностью, но мысль о ценности культуры каждой отдельной нации в каждый исторический период была очень созвучна русскому писателю и теоретику сентиментализма.
Писатель приходит к убеждению, что «творческий дух обитает не в одной Европе; он есть гражданин вселенной» (2, 117). Карамзин публикует в «Московском журнале» отрывок из индийской драмы Калидасы «Саконтала», поэму Дж. Макферсона «Картон», считавшуюся еще в то время произведением древнего шотландского барда Оссиана. Интерес к поэзии древнего Востока или древнего Севера уже имел для Карамзина в некотором смысле исторический характер. По мнению русского писателя, «Саконталу» «можно назвать прекрасною картиною древней Индии, так, как Гомеровы поэмы суть картины древней Греции, — картины, в которых можно видеть характеры, обычаи и нравы ее жителей» (2, 118). Характерный для просветителей конца XVIII в. интерес к жизни «диких» народов, сохранивших во взаимоотношениях искренность, безыскусственность и простоту, проявился и у Карамзина. Уже в первых литературных произведениях писателя появляются герои двух типов: «естественный человек» и человек цивилизованный, просвещенный.
Писатель ищет героев первого типа в крестьянской среде, среде, не испорченной цивилизацией, сохранившей патриархальные устои. Знаменитая повесть Карамзина «Бедная Лиза» (1791) привлекала современников своей гуманистической идеей: «и крестьянки любить умеют». Главная героиня повести — крестьянка Лиза воплощает в себе представление писателя о «естественном человеке»: она «прекрасна душою и телом», добра, искренна, способна преданно и нежно любить. Жизнь Лизы гораздо теснее связана с природой, чем жизнь обитателей столицы. Карамзин хочет, чтобы читатель поверил в реальность существования своей героини. В повести указывается достаточно точно место и время действия: окрестности Москвы, близ Симонова монастыря, «лет за тридцать перед сим». Автор подчеркивает, что «пишет не роман, а печальную быль» (1, 619). Многие современники писателя не сомневались в подлинности описанных событий и совершали паломничество к «Лизиному пруду».
Эраст — это «цивилизованный» герой, противостоящий Лизе. Лиза добродетельна, Эраст порочен. Но если образ Лизы однозначен, то образ Эраста гораздо сложнее. Это не злодей, но человек «с изрядным разумом и добрым сердцем, добрым от природы, но слабым и ветреным». Он оказывается способен на жестокий поступок, но, совершив его, раскаивается в течение всей жизни.[1113] Автор сообщает, что историю Лизы он узнал от самого Эраста. Таким образом, вся повесть превращается как бы в исповедь Эраста. Вместе с тем в ходе повествования постоянно обнаруживается присутствие автора. Иногда он выступает с непосредственными оценками происходящего. Рассказывая о том, как Эраст покидает Лизу, автор добавляет «от себя»: «Сердце мое обливается кровью в сию минуту. Я забываю человека в Эрасте — готов проклинать его — но язык мой не движется — смотрю на небо, и слеза катится по лицу моему» (1, 619). Рассказчик — это «чувствительный» просвещенный человек: он любит бродить «по лугам и рощам», наслаждаясь приятными видами; размышляет об истории отечества, разглядывая развалины монастыря; он сожалеет о судьбе Лизы, но способен понять и простить заблуждение Эраста.
Лирические отступления, анализ психологии героев — все это занимает гораздо больше места в повести, чем непосредственное изложение событий, сюжет крайне прост и незамысловат. Однако в самую трактовку этого сюжета Карамзин вносит философско-этическую проблематику, имеющую для него принципиальное значение. Социальный конфликт повести (он барин, она крестьянка) оказывается одновременно конфликтом между воображением и реальностью. Эраст искренне мечтает об идиллической любви, о забвении сословных предрассудков. Более трезво смотрит на вещи Лиза, сознающая, что Эрасту «нельзя быть ее мужем». Реальные события обнаруживают всю призрачность мечтаний Эраста, и столкновение мечты с действительностью ведет к печальной развязке. Два мира — идеальный и реальный — противопоставлены друг другу в сознании Карамзина. В поисках гармонии писатель обращается к отдаленной эпохе: временна?я дистанция как бы призвана снять трагическое противоречие между вымыслом и реальностью.
В повести «Наталья, боярская дочь» Карамзин рисует старую Русь как идеальную страну, в которой почти все люди простосердечны, добры и искренни. Такими оказываются основные действующие лица: Алексей Любославский, боярин Матвей, Наталья и даже сам государь. Каждый из них воплощает в себе добродетели «естественного человека». Между этими героями и автором существует дистанция не только хронологическая, но и психологическая.
Автор пересказывает мысли Сократа, говорит о сочинениях Локка и Руссо, иногда выражается «языком оссианским», упоминает персонажей из античной мифологии и т. д. Как и в «Бедной Лизе», автор чувствителен и готов вместе с героями переживать их злоключения, но кроме сочувствия в авторских репликах звучит и легкая ирония. Со стернианской насмешкой Карамзин описывает «бабушку своего дедушки», воображаемую представительницу патриархального мира. Просвещенный автор уже не может смотреть на мир глазами своих предков: он так же как и его «любезный читатель» — люди другой эпохи, «осьмого на десять века». В соответствии со вкусом своего времени писатель ведет повествование, заставляя героев далекого прошлого говорить языком образованных русских дворян конца XVIII столетия. Это несоответствие Карамзин сознает и сам: «Читатель догадается, — замечает он, — что старинные любовники говорили не совсем так, как здесь говорят они; но тогдашнего языка мы не могли бы теперь и понимать. Надлежало только некоторым образом подделаться под древний колорит» (1, 639). Для передачи этого колорита автор использует и старинные предания, и фольклор, и некоторые исторические сведения. Как ни скудны подобные материалы, они свидетельствуют об интересе писателя к отечественному прошлому, его стремлении понять «характер славного народа русского».
Это стремление появилось вполне закономерно у писателя, только что посетившего страны Европы и внимательно наблюдавшего жизнь и обычаи разных народов. Карамзин путешествовал около полутора лет (с весны 1789 до осени 1790 г.), побывав в Германии, Швейцарии, Франции, Англии в самый разгар событий Великой французской революции. «Письма русского путешественника» — самое значительное произведение Карамзина 1790-х гг., очень тесно связанное со всеми другими сочинениями писателя. Личность автора проявилась в «Письмах» с особой полнотой. Но было бы совершенно несправедливо уподоблять произведение русского писателя «Сентиментальному путешествию» (1768) Л. Стерна, описывавшего главным образом свой внутренний мир чувств и переживаний. Карамзин пишет по-своему: в его «Письмах» субъективное и объективное органично связано и почти нерасчленимо. Карамзин, по сравнению со Стерном, значительно расширяет сферу изображения жизни. Нравы и быт, общественное устройство, политика и культура современной Европы — обо всем этом читатель мог получить обстоятельные сведения из сочинения Карамзина. Современные исследователи творчества Карамзина достаточно хорошо показали, как разнообразно и богато содержание «Писем», представляющих новую и объективную картину европейской жизни конца XVIII в.[1114] «Письма» явились смелым публицистическим произведением: в годы, когда французская революция решительно осуждалась в русской официальной прессе, Карамзин высказал в печати свое независимое мнение по ряду животрепещущих политических вопросов. В Эльзасе писатель наблюдает, как «целые деревни вооружаются, и поселяне пришивают кокарды к шляпам»; слушает, как «почтмейстеры, постиллионы, бабы говорят о революции» (1, 202). В Женеве он посещает кофейные дома, «где всегда множество людей и где рассказываются вести; где рассуждают о французских делах, о декретах Национального собрания, о Неккере, о графе Мирабо и проч.» (1, 285). Наконец, Карамзин видит бунтующую чернь на улицах французских городов и присутствует на заседаниях Национального собрания, где происходят дебаты между Мирабо и аббатом Мори. Все это свидетельствует о живейшем интересе Карамзина к «французским делам», обнаруживает, что писатель был «далек от того благонамеренного ужаса, который уже с 1792 года официально считался в России единственно дозволенной реакцией».[1115] Как убедительно показывает Ю. М. Лотман, в отношении Карамзина к французской революции необходимо различать несколько аспектов, причем каждый из них соотносится с определенным кругом идей писателя в данный период его творчества. Так, одним из наиболее устойчивых представлений Карамзина была веротерпимость, неприятие религиозного фанатизма, неизменно осуждаемого на страницах «Писем».
Сложнее оказался вопрос о формах государственного правления, приобретший особую значительность для писателя — очевидца французских событий. Республиканские симпатии молодого Карамзина наиболее полно были высказаны в главах «Писем», посвященных не Франции, а Швейцарии. Автор подробно описывает систему правления в швейцарских кантонах, отмечает изобилие и богатство в стране, высокий уровень общественной нравственности. В частности, путешественник с явным одобрением замечает, что в Берне «домы почти все одинакие… и представляют глазам приятный образ равенства в состоянии жителей». От этих наблюдений Карамзин смело переходит к сопоставлениям, достаточно много говорящим русскому читателю того времени: «Не так, как в больших городах Европы, где часто низкая хижина преклоняется к земле под тению колоссальных палат и где на всяком шагу встречаешь оскорбительное смешение роскоши с бедностью».[1116] Вместе с тем Карамзин, очевидно, остается приверженцем «географической» теории французских просветителей, согласно которой республиканское правление предпочтительно для малых стран, а монархическое — для больших. Женевская республика представляется путешественнику «прекрасной игрушкой на земном шаре», а те формы борьбы за республику, которые он видит во Франции, вызывают его решительное осуждение. Народ, по его мнению, «сделался во Франции страшнейшим деспотом», и главными зачинщиками мятежа он считает «нищих и празднолюбцев, не хотящих работать с эпохи так называемой Французской свободы» (1, 560). Дальнейшее развитие событий во Франции, за которыми писатель пристально следит, вернувшись из Европы на родину, заставляет его по-новому оценивать свои впечатления во время путешествия. Публикация «Писем», начатая в «Московском журнале», растянулась на длительный срок, и работа писателя над текстом продолжалась в течение целого десятилетия (отдельное полное издание «Писем» в шести частях появилось только в 1797–1801 гг.).
К концу 1790-х гг. раздумья писателя над смыслом и результатами французской революции приобрели уже более зрелый характер. Писатель нашел возможность высказать свое мнение достаточно определенно. В частности, излагая содержание «Писем русского путешественника» в статье для зарубежного журнала «Spectateur du Nord» (1797), писатель заметил: «Французская революция относится к таким явлениям, которые определяют судьбы человечества на долгий ряд веков. Начинается новая эпоха. Я это вижу, а Руссо предвидел» (2, 152). Эти слова Карамзина, свидетельствующие о его глубоком проникновении в суть событий и умении видеть историю в настоящем, связаны с другим его высказыванием в той же статье: «История Парижа — это история Франции и цивилизации… Итак, французская нация прошла все стадии цивилизации, чтобы достигнуть нынешнего состояния» (2, 151). В глазах Карамзина, называвшего себя «республиканцем в душе», но решительно не принявшего революционного террора, пример Франции — это иллюстрация многовековой общечеловеческой истории цивилизации, завершение ее определенной стадии. Просветитель Карамзин должен был разрешить мучительный вопрос: конечная ли это стадия и не имеет ли смысла для других наций двигаться не вперед, а назад — к первобытному состоянию «естественного человека»?
В «Письмах» отразилась, таким образом, общественная позиция Карамзина, далеко не бесстрастного очевидца событий французской революции, умного и вдумчивого публициста. Более того, «Письма» — это ценнейший и интереснейший документ эпохи: здесь нашли отзвук надежды, стремления и разочарования целого поколения русской интеллигенции конца XVIII в., поколения, которому пришлось отказаться от многих иллюзий.
«Письма» имели большой успех у русской, а затем и зарубежной публики: уже при жизни Карамзина «Письма» были переведены на несколько европейских языков. Это объясняется не только содержанием «Писем», но и их литературными достоинствами. Жанровая структура произведения, казалось бы, очень разнородна: диалоги со знаменитыми писателями сменяются лирическими пассажами или бытовыми зарисовками, вставные новеллы чередуются с философскими размышлениями, театральными рецензиями, и т. д. Однако, несмотря на эту внешнюю сюжетную и стилистическую пестроту, «Письма русского путешественника» представляют собой художественное единство. В центре внимания писателя неизменно остается человек — человек в его личных и общественных связях, в его отношении к природе, к искусству. На страницах «Писем» появляются десятки персонажей — это люди разных национальностей, разных профессий, у них разное имущественное и сословное положение, разная степень культуры. Каждый из них под пером Карамзина становится литературным героем, хотя бы даже эпизодическим. Внешность, манера поведения, характер, история или дальнейшая судьба героя — все это важно и интересно, все это сообщается в «Письмах» с большим или меньшим количеством подробностей. Читатель знакомится с такими выдающимися писателями и философами того времени, как Гердер, И. Кант, К. М. Виланд; с кумиром французских балетоманов Г. Вестрисом; с попутчиками Карамзина: датским поэтом Е. Баггесеном и доктором Г. Беккером; с дамами французского салона; с молоденькой английской служанкой и т. д. Персонажи появляются на страницах «Писем» и исчезают, их сменяют все новые и новые. Лишь один герой продолжает существовать с самого начала до конца на протяжении всего произведения — сам автор.
Многие читатели и даже позднейшие исследователи идентифицировали образ «русского путешественника» и личность самого писателя. Между тем этот вопрос оказывается гораздо сложнее, если учитывать историю создания «Писем» и помнить, что это не бытовой документ, а литературное произведение. Карамзин тщательно обрабатывал свои путевые записи, послужившие основой «Писем», создававшихся в течение нескольких лет. Позднейшие чувства и мысли автора невольно проникают в ткань произведения и накладываются на чувства и мысли «русского путешественника».
Вначале писатель стремился создать впечатление, что он печатает свои подлинные письма, адресованные его близким друзьям, Плещеевым. Эта иллюзия поддерживалась постоянными обращениями к друзьям, размышлениями о своей привязанности к ним и т. д. Правда, вскоре путешественник признается: «Я вас люблю так же, друзья мои, как и прежде; но разлука не так уже для меня горестна. Начинаю наслаждаться путешествием» (1, 105). Эти слова подготавливают читателя к последующему изменению характера писем: тема друзей появляется далее лишь эпизодически; из лирического дневника «Письма» превращаются постепенно в книгу очерков (письма из Англии), хотя они по-прежнему проникнуты авторским отношением к описываемому.
Самая «чувствительность», черта, принципиально важная для автора «Писем», тоже несколько меняет свой характер в ходе изложения, приобретая все более глубокое содержание. В первых письмах автор обнаруживает некоторую гипертрофированность чувств: так, например, он «сквозь слезы» благодарит радушного хозяина, приютившего путешественника в непогоду. Вскоре, наблюдая за искусственно преувеличенными проявлениями эмоций у своих попутчиков-датчан, писатель начинает иронизировать: например, он с юмором рассказывает о неудачных любовных приключениях «чувствительного» Беккера. Эта ирония, однако, как и в карамзинских повестях, направлена на неуместные проявления чувствительности, но ценность этого качества не подвергается сомнению.
Путешественник — «чувствительный» человек, и этим обусловливается его внимание к природе, интерес к произведениям искусства, к каждому встреченному им человеку и, наконец, его размышления о благе всех людей, о «нравственном сближении народов». Восторгаясь нравами швейцарских пастухов, автор готов «отказаться от многих удобностей жизни (которыми обязаны мы просвещению дней наших), чтобы возвратиться в первобытное состояние человека» (1, 263). Правда, слова путешественника о том, что он хочет остаться у пастухов и вместе с ними доить коров, вызывают только смех у простодушных пастушек. Да и сам он прекрасно понимает всю нереальность этого желания: он восхищается добродетелями этих «естественных людей», но спокойно оставляет их и продолжает свой путь к центрам европейской цивилизации, посещает театры, музеи и т. д. Высоко ценя научный и культурный опыт человечества, автор выступает против фанатизма и суеверия, сковывающего творческую мысль. Характерно в этом отношении, как путешественник говорит о значении Реформации: он считает, что это «не только великая реформа в римской церкви, вопреки императору и папе, но и великая нравственная революция в свете» (1, 185). Гуманистический пафос Возрождения оказывается близок и понятен Карамзину, хотя он не всегда признает достоинства литературы этой эпохи (у Ф. Рабле, например, его отталкивают «гадкие описания, темные аллегории и нелепость»). Эстетические принципы сентиментализма с его «установкой на приятность» играют при этом для писателя немаловажную роль.
Высказывая свое отношение к культуре разных времен и разных народов, Карамзин все больший интерес проявляет к отечественной истории и культуре. Чувство национального самосознания, выраженное еще не всегда отчетливо, появляется у русского путешественника, внимательно наблюдающего жизнь Европы и сравнивающего ее с тем, что он знает о настоящем и прошлом своей собственной страны. Слыша песни на берегах Роны, он находит в них сходство с русскими народными песнями; глядя на памятник Людовику XIV, размышляет о Петре I; оказавшись в кругу лейпцигских ученых, рассказывает им о русской поэзии, и т. д. Карамзин проявляет живой интерес к «Истории России», написанной французским автором П.-Ш. Левеком. С огорчением он констатирует, что иностранцы имеют поверхностное, а нередко даже превратное представление о русской истории. Так, мысль о необходимости изучения отечественного прошлого появляется в «Письмах» вполне естественно и закономерно. Эта мысль сопутствует размышлениям русского путешественника о событиях современности, событиях во Франции, неизменно привлекавших внимание Карамзина.
Эти события явились суровой и трезвой проверкой просветительских идей: «…якобинская диктатура с катастрофической очевидностью проявила противоречие между идеалами Просвещения и реальной буржуазной революцией».[1117] Напряженная переоценка прежних ценностей нашла отражение в карамзинском альманахе «Аглая» (1794–1795), состоявшем почти исключительно из произведений самого издателя. И публицистические и художественные произведения из «Аглаи» очень тесно соотносятся с содержанием «Писем русского путешественника». Так, в статьях «Мелодор к Филалету» и «Филалет к Мелодору» Карамзин предлагает читателю две разные точки зрения на вопрос о будущем «человеческого рода» и судьбе цивилизации. «Чувствительный философ» Мелодор с горечью размышляет о внезапном «падении наук» в век просвещения, о «свирепой войне, опустошающей Европу», вспоминает исторические примеры гибели цивилизации древнего мира. С ужасом он думает о возможности возвращения варварства, олицетворенного для него в эпохе средневековья: «Если опять возвратится на землю третий и четвертый-надесять век?..» (2, 250).
Эти тревожные вопросы отражали ход мысли самого писателя, потрясенного известиями о гражданской войне во Франции. Но «другой голос» Карамзина успокоительно отвечал в письме Филалета: «В одном просвещении найдем мы спасительный антидот (т. е. противоядие, — Н. К.) для всех бедствий человеческих!» (2, 257). Историю возникновения и падения цивилизаций Филалет рассматривает как поступательный процесс общего развития человечества от низшей стадии к более и более высоким. Даже средневековье рассматривается уже как закономерный этап в этом движении, подготовивший «дальнейшее распространение света наук». Катастрофа современной цивилизации, по мнению Карамзина-Филалета, — не следствие просвещения, а свидетельство недостаточной просвещенности. «Осьмой-надесять век не мог именовать себя просвещенным, когда он в книге бытия ознаменуется кровию и слезами» (2, 257).
Карамзин вступает в полемику с Руссо, посвящая этому специальную статью в «Аглае»: «Нечто о науках, искусствах и просвещении». Писатель разъясняет здесь, как он понимает достоинства «естественного человека». Пользуясь некоторыми аргументами Руссо, русский автор стремится показать, что возникновение наук и искусств связано с «природным человеку (т. е. врожденным от природы, — Н. К.) стремлением к улучшению бытия своего, к умножению жизненных приятностей» (2, 127). Таким образом, отношения между просвещенным человеком и человеком «естественным» оказываются не антагонистическими, а родственными; давнее противоречие наконец устраняется. Доброта, здравый смысл и восприимчивость к прекрасному — качества, прославлявшиеся в «естественном человеке», — оказываются не в меньшей, но даже в большей степени присущи человеку просвещенному. Идея общественного прогресса подкрепляется размышлениями о прогрессе в области искусства: «От первого шалаша до Луврской колоннады, от первых звуков простой свирели до симфоний Гайдена, от первого начертания дерев до картин Рафаэлевых, от первой песни дикого до поэмы Клопштоковой» (2, 127).
Закономерно перед Карамзиным встает в этот период и еще одна старая проблема: в чем предназначение художника, какими качествами он должен обладать. «Что нужно автору?» — этот вопрос становится заглавием одной из карамзинских статей в «Аглае». Между эстетикой и этикой писатель открывает определенные соотношения и приходит к решительному выводу о том, что «дурной человек не может быть хорошим автором» (2, 122). Понятие «чувствительности» сохраняется, но приобретает все более грандиозные масштабы: это «возвышение до страсти к добру», «никакими сферами не ограниченное желание всеобщего блага» (2, 121).
Таким образом, Карамзин создает вполне стройную и последовательную систему, в которой утверждаются гуманистические идеалы. Но чем стройнее и последовательнее были доводы Карамзина-публициста, тем более далеко от гармонии и безмятежности было мироощущение Карамзина-художника. Современные общественные события привели к крушению его надежд на осуществление идей всеобщего братства и торжества справедливости в ближайшем будущем. Личные огорчения и горести (в особенности смерть любимого друга А. А. Петрова) углубили этот духовный кризис писателя.
Тревожные и пессимистические настроения отразились прежде всего в карамзинской лирике периода «Аглаи». В стихотворных посланиях («Послание к Дмитриеву», «Послание к Александру Алексеевичу Плещееву», «К самому себе») поэт говорит о постигших его потрясениях и разочарованиях. Элегические медитации о том, что счастье недостижимо, приобретают здесь характер исповеди. В отличие от Хераскова, стремившегося представить свои мысли и настроения в максимально обобщенной форме, Карамзин постоянно подчеркивает, что речь идет о его собственном личном опыте:
И я, о друг мой, наслаждался
Своею красною весной;
И я мечтами обольщался —
Любил с горячностью людей,
Как нежных братий и друзей;
Желал добра им всей душею.
Морально-философские сентенции оказываются правомерны постольку, поскольку они связаны с тем, что было пережито самим автором:
Теперь иной я вижу свет, —
И вижу ясно, что с Платоном
Республик нам не учредить…
(2, 34–35)
Трагическое ощущение отъединенности поэта от общества, в котором царит зло и несправедливость, проявилось и в прозе Карамзина этих лет. Уже найденное, казалось бы, решение проблемы «естественного человека» вновь подвергается сомнению. В повести «Остров Борнгольм», сюжетно связанной с европейским готическим романом,[1118] писатель по-новому подходит к тем же вопросам, которые волновали его и раньше. Романтический мотив инцеста (преступная любовь брата и сестры) приобретает в произведении Карамзина особый аспект. Гревзендский незнакомец, пытаясь найти оправдание своему чувству, преступному с точки зрения «законов», обращается к «священной природе»:
Природа! Ты хотела,
Чтоб Лилу я любил!
(1, 663)
«Врожденные чувства», т. е. чувства «естественного человека», оказываются в трагическом противоречии с представлениями просвещенных людей. Законы цивилизованного общества осуждают эту любовь и оправдывают крайнюю жестокость по отношению к виновным (заключение девушки в подземелье). «Чувствительный» автор не может примириться с этой жестокостью. «Творец! Почто даровал ты людям гибельную власть делать несчастными друг друга и самих себя» (1, 672) — вот вопрос, который продолжает мучить Карамзина. «Свет наук распространяется более и более, но еще струится на земле кровь человеческая — льются слезы несчастных» (1, 668), — констатирует автор повести, он же — русский путешественник. Связь с «Письмами» подчеркивает и сам автор: в лирической интродукции повести он вспоминает о поездке в «чужие земли» и возвращении морем из Англии в Россию. «Остров Борнгольм», таким образом, мог восприниматься читателем как разросшийся вставной эпизод из «Писем русского путешественника». Персонажи повести отчасти являются уже романтическими героями: они оказываются в исключительных обстоятельствах, ими владеют сильные страсти, даже в окружающей их природе есть что-то мрачное и зловещее. Образ автора, однако, занимает особое место в повести: это прежний «чувствительный путешественник», даже проявляющий свое сострадание в тех же формах, что и автор «Бедной Лизы»: «Вздохи теснили грудь мою — наконец я взглянул на небо — и ветер свеял в море слезу мою» (1, 673). Однако внутренняя тревога, овладевшая писателем в этот период, наложила определенный отпечаток и на образ автора повести. Мягкий юмор и ирония, которые были присущи раньше Карамзину-рассказчику, совершенно исчезли в «Острове Борнгольме». Трагизм ситуации исключал возможность юмора.
Это качество возвращается по мере того, как писатель преодолевает духовный кризис. Так, в повести «Юлия» (1796) рассказчик еще более ироничен, чем в ранних карамзинских произведениях. Автор «Юлии» — остроумный человек, прекрасно знающий светские нравы. Сочувствуя своей героине, он слегка подтрунивает над ее слабостями, когда же речь идет о нравах и законах света, о недостойном поведении князя N*, ирония автора становится порой колкой и язвительной. Одна из первых русских «светских» повестей, «Юлия» идейно и художественно оказалась тесно связана с позднейшими сочинениями писателя («Моя исповедь», «Рыцарь нашего времени»).
Образ автора из повести «Юлия» находит известное соответствие и в лирике Карамзина второй половины 1790-х гг. Всегда находчивый, то очаровательно любезный, то беспощадно насмешливый, поэт входит в светский салон, преподнося его завсегдатаям мадригалы, надписи, эпиграммы. Но во всех этих поэтических мелочах проявляется лишь одна из многих сторон творческой личности писателя. Он чувствует свою причастность к окружающей его среде и вместе с тем некую обособленность: он — автор-художник, несущий на себе печать избранничества.
Теме поэта-творца Карамзин посвящает в это время несколько стихотворений программного характера («К бедному поэту», «Дарования», «Протей, или Несогласия стихотворца»).
Высшая победа искусства для Карамзина — создание правдоподобного вымысла. Поэтический обман возводится в принцип, но этот обман зиждется на непременной соотнесенности с реальностью:
Кто может вымышлять приятно,
Стихами, прозой, — в добрый час!
Лишь только б было вероятно.
Что есть поэт? искусный лжец:
Ему и слава и венец![1119]
Продолжая полемику с Руссо, Карамзин вновь низвергает идеал «дикого», «естественного» человека. Самое ценное, с точки зрения автора, качество — чувствительность — развивается вместе с началом искусства и нравственно перерождает человека:
Искусства в мире воссияли,
Родился снова человек!
Свою поэтическую декларацию Карамзин разъясняет в примечании: «Чувство изящного в Природе разбудило дикого человека и произвело Искусства, которые имели непосредственное влияние на общежитие, на все мудрые законы его, на просвещение и нравственность».[1120] Эти слова были поистине выстраданы Карамзиным, они явились итогом длительных размышлений, колебаний и сомнений.
Несмотря на все цензурные препятствия во время царствования Павла I, Карамзин с поразительной энергией продолжает издательскую и литературную деятельность. Значительным событием для истории русской литературы было появление изданной Карамзиным антологии современной отечественной поэзии в трех частях: «Аониды, или Собрание разных новых стихотворений» (1796–1799). Издатель включил сюда и собственные произведения, и стихи крупнейших русских поэтов того времени: Г. Р. Державина, М. М. Хераскова, И. И. Дмитриева, В. В. Капниста, Ю. А. Нелединского-Мелецкого и др. Здесь же Карамзин вновь выступил как литературный критик и теоретик. В предисловии ко второй книге «Аонид» он говорит о двух основных недостатках современной поэзии: с одной стороны, это «излишняя высокопарность, гром слов не у места»; с другой — «притворная слезливость». В первом случае имеются в виду эпигоны классицизма, во втором — приверженцы нового направления, усвоившие только внешние приемы, готовые формулы литературы сентиментализма. Основным художественным принципом писатель считает проявление личного, авторского начала в произведении. То, что было уже достигнуто в литературной практике самого Карамзина и его современников, получило теперь теоретическое обоснование. Карамзин говорит о том, что поэт должен «означить горесть не только общими чертами, которые, будучи слишком обыкновенны, не могут производить сильного действия в сердце читателя, — но особенными, имеющими отношение к характеру и обстоятельствам поэта».[1121] Эти слова обнаруживают, как верно и чутко Карамзин улавливал основные тенденции литературного развития. Программа, намеченная в предисловии к «Аонидам», осуществлялась поэтами первых десятилетий XIX в.: «характер и обстоятельства» автора все с большей полнотой и определенностью раскрывались в творчестве Жуковского, Батюшкова и других непосредственных предшественников Пушкина.
Литературно-эстетические принципы, сформулированные Карамзиным, основывались не только на его собственном писательском опыте, но и на осмыслении им литератур разных времен и разных стран. Итогом многолетней переводческой деятельности писателя явился изданный им в 1798 г. «Пантеон иностранной словесности» в трех книгах. Здесь были представлены и античные, и современные немецкие, французские, английские авторы.
Отечественной литературе Карамзин посвящает особое издание: в 1801 г. появляется «Пантеон российских авторов». Используя некоторые факты, приведенные в «Опыте исторического словаря российских писателей» (1772) Н. И. Новикова, Карамзин вносит много нового в интерпретацию творчества отдельных авторов. «Пантеон» свидетельствует о все более серьезном внимании писателя к истории России и ее культуры. В расположении материала Карамзин в основном придерживается хронологического принципа: издание открывается статьей о легендарном Бояне, «древнейшем русском поэте», и завершается статьями об авторах XVIII в. Этот принцип соответствовал общей историко-литературной концепции писателя, его представлению о поступательном движении в развитии человеческого общества и его культуры. В авторецензии на «Пантеон», напечатанной в 1802 г., Карамзин разъясняет свой замысел следующим образом: «Издатель хотел только напомнить любителям литературы, что у нас и в древности были сочинители. Но истинный век авторский, — продолжает писатель, — начался в России со времен Петра Великого: ибо искусство писать есть действие просвещения» (2, 188).
«Пантеон», появившийся на рубеже двух столетий, обращен и к прошлому, и к будущему. Писатель подходит к творчеству других авторов с критериями, выработанными в продолжение его литературной деятельности 1790-х гг., особыми достоинствами он считает «приятность» и гладкость слога, «острый взор для замечания тайных сгибов человеческого сердца» и другие подобные качества, высоко ценимые с точки зрения эстетики сентиментализма. Вместе с тем, обращаясь к литературе далекого прошлого, Карамзин ищет в ней проявления черт национального характера: «древнего русского мужества и народной гордости». С этой точки зрения летопись Нестора представляется писателю «сокровищем нашей истории», которое может дать многое для «прозорливого историка новых, счастливейших времен». Здесь обнаруживается серьезный интерес Карамзина к отечественному прошлому и намечается уже его подход к истории как к опыту человечества, сохраняющему свою значимость для настоящего и будущего.
Об окончательном преодолении духовного кризиса свидетельствует литературная деятельность Карамзина в начале XIX в. Годы издания «Вестника Европы» (1802–1803) — это недолгий, но замечательно плодотворный период в жизни писателя, период, тесно связанный и с его предшествовавшей деятельностью, и с работой над «Историей государства Российского». Вновь обращаясь к поставленным просветителями проблемам, Карамзин по-новому решает их, постепенно подходя к историческому пониманию действительности. Более глубокое осмысление истории и ее отношения к современности привело писателя к идейным и художественным открытиям, по-своему воспринятым последующими поколениями русских писателей XIX в., начиная от декабристов и Пушкина и кончая Толстым и Достоевским.
Целый комплекс общественно-политических, этических и эстетических представлений писателя раскрывается в повестях «Марфа Посадница», «Чувствительный и холодный», «Моя исповедь», «Рыцарь нашего времени».[1122]
Николай михайлович карамзин
Николай Михайлович Карамзин рожденный в Симбирской губернии 1 декабря 1766 года и умерший в 1826 году, вошел в русскую литературу как глубоко чувствующий художник-сентименталист, мастер публицистического слова и первый русский историограф.
Его отец был среднепоместным дворянином потомком татарского мурзы Кара-Мурза. Семья симбирского помещика, проживающая в селе Михайловка, имела родовое поместье Знаменское, где и прошли детские и юные годы мальчика.
Получив начальное домашнее образование и зачитывающийся беллетристикой и историей, молодой Карамзин был отдан в частый Московский пансион им. Шадена. Помимо учебы в юные годы он активно изучал иностранные языки и посещал университетские лекции.
В 1781 году Карамзин был зачислен на трехлетнюю службу в Петергубргский Преображенский полк, считавшийся одним из лучших в то время и покинул его поручиком. За время службы увидело свет первое произведение писателя — переведенная повесть «Деревянная нога». Здесь же он познакомился с молодым поэтом Дмитриевым, душевная переписка и большая дружба с которым продолжилась уже во время совместной работы в «Московском журнале».
Продолжая активно искать своё место в жизни, обрастая новыми знаниями и знакомствами, Карамзин вскоре отбывает в Москву, где заводит знакомство с Н. Новиковым, издателем журнала «Детское чтение для сердца и разума» и членом масонского кружка Золотой венец». Общение с Новиковым, а также И. П. Тургеневым оказало значительное влияние на взгляды и направление дальнейшего развития индивидуальности и творчества Карамзина. В масонском кружке завязывается также общение с Плещеевым, А. М. Кутузовым и И. С. Гамалеей.
В 1787 годы вышел в редакцию перевод произведения Шекспира — «Юлий Цезарь», и в 1788 — перевод труда «Эмилия Галотти» Лессинга. Ещё спустя год увидело свет первое собственное издание Карамзина — повесть «Евгений и Юлия».
В это же время у писателя появляется возможность посетить Европу благодаря полученному наследственному имению. Заложив его, Карамзин решает на эти деньги отправиться на полтора года в путешествие, которое впоследствии позволит получить мощный толчок к своему наиболее полному самоопределению.
За время своей поездки Карамзин побывал в Швейцарии, Англии, Франции и Германии. В поездках он был терпеливым слушателем, бдительным наблюдателем и тонко чувствующим человеком. Он собрал огромное количество заметок и очерков о нравах и характерах людей, подметил множество характерных сценок из уличной жизни и быта людей разных сословий. Все это стало богатейшим материалом для его будущего творчества, в том числе и для «Писем русского путешественника», большей частью напечатанных в «Московском журнале».
В это время поэт уже обеспечивает себе жизнь трудом литератора. В течении последующих лет были изданы альманахи «Аониды», «Аглая» и сборник «Мои безделки». Известная исторически правдивая повесть «Марфа-посадница» была выпущена в 1802 году. Карамзин приобрел известность и уважение как литератор и историограф не только в Москве и Петербурге, но и по всей стране.
Вскоре Карамзин начинает издавать уникальный в то время общественно-политический журнал «Вестник Европы», в котором он печатает свои исторические повести и труды, являющиеся подготовкой к более масштабной работе.
«История государства Российского» — художественно оформленный, титанический труд Карамзина-историка, вышел в 1817 году. Двадцать три года кропотливой работы позволили создать огромный беспристрастный и глубокий в своей правдивости труд, который открыл людям их истинное прошлое.
Смерть застала писателя во время работы над одним из томов «Истории государства Российского», повествующим о «смутном времени».
Интересно что в Симбирске есть в 1848 году открылась первая научная библиотека названная впоследствии «Карамзинской».
Положив начало течению сентиментализм в русской литературе, он оживил и углубил традиционную литературу классицизма. Благодаря его новаторским взглядам, глубоким мыслям и тонким чувствам, Карамзину удалось создать образ настоящего живого и глубоко чувствующего персонажа. Наиболее яркими примерами в этом плане являются его повесть «Бедна Лиза» впервые нашедшая своих читателей в «Московском журнале».
Николай Михайлович Карамзин
Родился Николай Михайлович Карамзин 1 декабря 1766г. в семье симбирского помещика, происходившего из старинного дворянского рода. Воспитывался он в частном московском пансионе. В отрочестве будущий писатель зачитывался историческими романами, в которых его особенно восхищали «опасности и героическая дружба». По дворянскому обычаю того времени еще мальчиком записанный на военную службу, он, «войдя в возраст», поступил в полк, в котором давно числился. Но армейская служба тяготила его. Молодой поручик мечтал заняться литературным творчеством. Смерть отца дала Карамзину повод попросить отставку, а полученное небольшое наследство позволило осуществить давнюю мечту- поездку за границу. 23-летний путешественник посетил Швейцарию, Германию, Францию и Англию. Эта поездка обогатила его разнообразными впечатлениями. Вернувшись в Москву, Карамзин издал «Письма русского путешественника», где описал все, что поразило его и запомнилось в чужих краях: пейзажи и внешность иноземцев, народные нравы обычаи, городскую жизнь и политический строй, архитектуру и живопись, свои встречи с писателями и учеными, а также различные общественные события, свидетелем которых он был, в том числе и начало Французской революции(1789-1794гг.).
Несколько лет Карамзин издавал «Московский журнал», а затем журнал «Вестник Европы». Он создал новый тип журнала, в котором соседствовали литература, политика, наука. Разнообразные материалы в этих изданиях были написаны легким, изящным языком, подавались живо и занимательно, поэтому они не только были доступны широкой публике, но и способствовали воспитанию литературного вкуса у читателей.
Карамзин стал главой нового направления в русской литературе — сентиментализма. Основная тема сентиментальной литературы _ трогательные чувства, душевные переживания человека, «жизнь сердца». Карамзин одним из первых начал писать о радостях и страданиях современных, обыкновенных людей, а не героев древности и мифологических полубогов. Кроме того, он первым ввел в русскую литературу простой, всем понятный язык, близкий к разговорному.
Огромный успех принесла Карамзину повесть «Бедная Лиза». Чувствительные читатели и особенно читательницы проливали над ней потоки слез. Пруд у Симонова монастыря в Москве, где утопилась из-за неразделенной любви героиня произведения Лиза, стали называть «Лизин пруд»; к нему совершались настоящие паломничества. Карамзин давно собирался всерьез заняться историей России, написал несколько исторических повестей, среди которых такие блестящие произведения как «Марфа Посадница», «Наталья, боярская дочь».
В 1803г. писатель получил от императора Александра официальное звание историографа и разрешение работать в архивах и библиотеках. В течение нескольких лет Карамзин изучал древние летописи, работая круглые сутки, испортив при этом зрение и подорвав здоровье. Карамзин считал историю наукой, которая должна воспитывать людей, наставлять их в повседневной жизни.
Николай Михайлович был искренним сторонником и защитником самодержавия. Он считал, что «самодержавие основало и воскресило Россию». Поэтому в центре внимания историка было становление верховной власти в России, правление царей и монархов. Но не каждый правитель государства заслуживает одобрения. С негодованием относился Карамзин ко всякому насилию. Так, например, историк осуждал тираническое правление Ивана Грозного, деспотизм Петра и ту жесткость, с которой он проводил реформы, искореняя древние русские обычаи.
Огромный труд, созданный историком за сравнительно короткое время, имел ошеломляющий успех у публики. «Историей государства Российского» зачитывалась вся просвещенная Россия, ее читали вслух в салонах, обсуждали, вокруг нее велись жаркие споры. Создавая «Историю государства Российского», Карамзин использовал огромное количество древних летописей и других исторических документов. Чтобы читатели могли получить истинное представление, историк в каждом томе поместил примечания. Эти примечания – итог колоссального труда.
В 1818г. Карамзин был избран почетным членом Петербургской Академии наук.
Н иколай Михайлович Карамзин — великий русский писатель, крупнейший литератор эпохи сентиментализма. Писал художественную прозу, лирику, пьесы, статьи. Реформатор русского литературного языка. Создатель «Истории государства Российского» — одного из первых фундаментальных трудов по истории России.
«Любил грустить, не зная о чем…»
Карамзин родился 1 (12) декабря 1766 года в селе Михайловка Бузулукского уезда Симбирской губернии. Вырос в деревне отца, потомственного дворянина. Интересно, что род Карамзиных имеет тюркские корни и происходит от татарского Кара-мурзы (аристократического сословия).
О детстве писателя известно немного. В 12 лет его отправляют в Москву в пансион профессора Московского университета Иоганна Шадена, где молодой человек получает первое образование, изучает немецкий и французский языки. Еще через три года он начинает посещать лекции знаменитого профессора эстетики, просветителя Ивана Шварца в Московском университете.
В 1783 году по настоянию отца Карамзин поступает на службу в Преображенский гвардейский полк, но вскоре выходит в отставку и уезжает в родной Симбирск. В Симбирске происходит важное для молодого Карамзина событие — он вступает в масонскую ложу «Золотого венца». Это решение сыграет свою роль чуть позже, когда Карамзин вернется в Москву и сойдется со старым знакомым их дома — масоном Иваном Тургеневым , а также писателями и литераторами Николаем Новиковым, Алексеем Кутузовым, Александром Петровым. Тогда же начинаются первые попытки Карамзина в литературе — он участвует в издании первого русского журнала для детей — «Детское чтение для сердца и разума». Четыре года, проведенных им в обществе московских масонов, оказали серьезное влияние на его творческое развитие. В это время Карамзин много читает популярных тогда Руссо, Стерна, Гердера, Шекспира , пробует переводить.
«В кружке Новикова началось образование Карамзина, не только авторское, но и нравственное».
Литератор И.И. Дмитриев
Человек пера и мысли
В 1789 году следует разрыв с масонами, и Карамзин отправляется путешествовать по Европе. Он объехал Германию, Швейцарию, Францию и Англию, останавливаясь преимущественно в больших городах, центрах европейского просвещения. Карамзин посещает Иммануила Канта в Кёнигсберге, становится свидетелем Великой французской революции в Париже.
Именно по результатам этой поездки он пишет знаменитые «Письма русского путешественника». Эти очерки в жанре документальной прозы быстро обрели популярность у читателя и сделали Карамзина известным и модным литератором. Тогда же, в Москве, из-под пера литератора появляется на свет повесть «Бедная Лиза» — признанный образец русской сентиментальной литературы. Многие специалисты по литературоведению считают, что именно с этих первых книг начинается современная русская литература.
«В начальный период его литературной деятельности Карамзину был свойствен широкий и политически довольно неопределенный «культурный оптимизм», вера в спасительное влияние успехов культуры на человека и общество. Карамзин уповал на прогресс наук, мирное улучшение нравов. Он верил в безболезненное осуществление идеалов братства и гуманности, пронизывавших литературу XVIII века в целом».
Ю.М. Лотман
В противовес классицизму с его культом разума, по следам французских литераторов Карамзин утверждает в русской литературе культ чувств, чувствительности, сострадания. Новые «сентиментальные» герои важны прежде всего способностью любить, отдаваться чувствам. «Ах! Я люблю те предметы, которые трогают мое сердце и заставляют меня проливать слезы нежной скорби!» («Бедная Лиза»).
«Бедная Лиза» лишена морали, дидактизма, назидательности, автор не поучает, а пытается вызвать у читателя сопереживание героям, что отличает повесть от прежних традиций классицизма.
«Бедная Лиза» потому и была принята русской публикой с таким восторгом, что в этом произведении Карамзин первый у нас высказал то «новое слово», которое немцам сказал Гёте в своем «Вертере».
Филолог, литературовед В.В. Сиповский
Николай Карамзин на памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде. Скульпторы Михаил Микешин, Иван Шредер. Архитектор Виктор Гартман. 1862
Джованни Баттиста Дамон-Ортолани. Портрет Н.М. Карамзина. 1805. ГМИИ им. А.С. Пушкина
Памятник Николаю Карамзину в Ульяновске. Скульптор Самуил Гальберг. 1845
Тогда же начинается и реформа литературного языка — Карамзин отказывается от старославянизмов, населявших письменный язык, ломоносовской высокопарности, от использования церковнославянской лексики и грамматики. Это сделало «Бедную Лизу» легкой и приятной повестью для чтения. Именно сентиментализм Карамзина стал фундаментом развития дальнейшей русской литературы: от него отталкивался романтизм Жуковского и раннего Пушкина .
«Карамзин сделал литературу гуманною».
А.И. Герцен
Одна из важнейших заслуг Карамзина — обогащение литературного языка новыми словами: «благотворительность», «влюбленность», «вольнодумство», «достопримечательность», «ответственность», «подозрительность», «утонченность», «первоклассный», «человечный», «тротуар», «кучер», «впечатление» и «влияние», «трогательный» и «занимательный». Именно он ввел в обиход слова «промышленность», «сосредоточить», «моральный», «эстетический», «эпоха», «сцена», «гармония», «катастрофа», «будущность» и другие.
«Писатель-профессионал, один из первых в России имевший смелость сделать литературный труд источником существования, выше всего ставивший независимость собственного мнения».
Ю.М. Лотман
В 1791 году начинается деятельность Карамзина-журналиста. Это становится важной вехой в истории русской литературы — Карамзин основывает первый русский литературный журнал, отца-основателя нынешних «толстых» журналов — «Московский журнал». На его страницах выходит ряд сборников и альманахов: «Аглая», «Аониды», «Пантеон иностранной словесности», «Мои безделки». Эти публикации сделали сентиментализм основным литературным течением в России конца XIX века, а Карамзина — его признанным лидером.
Но скоро следует глубокое разочарование Карамзина в прежних ценностях. Уже через год после ареста Новикова закрывается журнал, после смелой карамзинской оды «К Милости» милости «сильных мира» лишается сам Карамзин, едва не попав под следствие.
«Доколе гражданин покойно, без страха может засыпать, и всем твоим подвластным вольно по мыслям жизнь располагать; …доколе всем даешь свободу и света не темнишь в умах; доколь доверенность к народу видна во всех твоих делах: дотоле будешь свято чтима… спокойствия твоей державы ничто не может возмутить».
Н.М. Карамзин. «К Милости»
Большую часть 1793–1795 годов Карамзин проводит в деревне и выпускает сборники: «Аглая», «Аониды» (1796). Он задумывает издать нечто в роде хрестоматии по иностранной литературе «Пантеон иностранной словесности», но с большим трудом пробивается через цензурные запреты, не допускавшие печатать даже Демосфена и Цицерона…
Разочарование во Французской революции Карамзин выплескивает в стихах:
Но время, опыт разрушают
Воздушный замок юных лет…
…И вижу ясно, что с Платоном
Республик нам не учредить…
В эти годы Карамзин все больше переходит от лирики и прозы к публицистике и развитию философских идей. Даже «Историческое похвальное слово императрице Екатерине II», составленное Карамзиным при восшествии на престол императора Александра I — преимущественно публицистика. В 1801-1802 годах Карамзин работает в журнале «Вестник Европы», где пишет в основном статьи. На практике его увлечение просвещением и философией выражается в написание трудов на исторические темы, все более создавая знаменитому литератору авторитет историка.
Первый и последний историограф
Указом от 31 октября 1803 года император Александр I дарует Николаю Карамзину звание историографа. Интересно, что титул историографа в России после смерти Карамзина не возобновлялся.
С этого момента Карамзин прекращает всякую литературную работу и в течение 22 лет занимается исключительно составлением исторического труда, знакомого нам как «История государства Российского» .
Алексей Венецианов. Портрет Н.М. Карамзина. 1828. ГМИИ им. А.С. Пушкина
Карамзин ставит себе задачу составить историю для широкой образованной публики, не быть исследователем, а «выбрать, одушевить, раскрасить» все «привлекательное, сильное, достойное» из русской истории. Важный момент — труд должен быть рассчитан и на иностранного читателя, чтобы открыть Россию Европе.
В работе Карамзин пользовался материалами Московской коллегии иностранных дел (особенно духовными и договорными грамотами князей, и актами дипломатических сношений), Синодальным хранилищем, библиотеками Волоколамского монастыря и Троицко-Сергиевой лавры , частными собраниями рукописей Мусина-Пушкина, Румянцева и А.И. Тургенева, составившего коллекцию документов папского архива, а также многими другими источниками. Важной частью работы стало изучение древних летописей. В частности, Карамзин обнаружил ранее неизвестную науке летопись, названную Ипатьевской.
В годы работы над «Историей…» Карамзин в основном жил в Москве, откуда выезжал только в Тверь и в Нижний Новгород, на время занятия Москвы французами в 1812 году. Лето он обыкновенно проводил в Остафьеве , имении князя Андрея Ивановича Вяземского. В 1804 году Карамзин женился на дочери князя, Екатерине Андреевне, родившей писателю девятерых детей. Она стала второй женой писателя. Впервые писатель женился в 35 лет, в 1801 году на Елизавете Ивановне Протасовой, умершей через год после свадьбы от послеродовой горячки. От первого брака у Карамзина осталась дочь Софья, будущая знакомая Пушкина и Лермонтова .
Главным общественным событием жизни писателя в эти годы стала «Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях», написанная в 1811 году. В «Записке…» отражались взгляды консервативных слоев общества, недовольных либеральными реформами императора. «Записка…» была передана императору. В ней, некогда либерал и «западник», как сказали бы сейчас, Карамзин предстает в роли консерватора и пытается доказать, что никаких фундаментальных преобразований проводить в стране не нужно.
И вот в феврале 1818 года Карамзин выпускает в продажу первые восемь томов своей «Истории государства Российского». Тираж в 3000 экземпляров (огромный для того времени) распродается в течение месяца.
А.С. Пушкин
«История государства Российского» стало первым трудом, ориентированным на самого широкого читателя, благодаря высоким литературным достоинствам и научной скрупулезности автора. Исследователи сходятся во мнении, что этот труд одним из первых способствовал становлению национального самосознания в России. Книга была переведена на несколько европейских языков.
Несмотря на огромную многолетнюю работу, Карамзин не успел дописать «Историю…» до своего времени — начала XIX века. После первого издания были выпущены еще три тома «Истории…». Последним оказался 12-й том, описывающий события Смутного времени в главе «Междоцарствие 1611–1612». Книга вышла уже после смерти Карамзина.
Карамзин был целиком человеком своей эпохи. Утверждение в нем монархических взглядов к концу жизни сблизило писателя с семьей Александра I, последние годы он провел рядом с ними, проживая в Царском Селе . Смерть Александра I в ноябре 1825 и последующие события восстания на Сенатской площади стали настоящим ударом для писателя. Николай Карамзин скончался 22 мая (3 июня) 1826 года в Санкт-Петербурге, похоронен он на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры .
Николай Михайлович Карамзин как историк и его методы исследования прошлого
Николай Михайлович Карамзин – выдающийся властитель умов России конца XVII начала XIX вв. Велика роль Н.М.Карамзина в русской культуре и сделанного им на благо Родины хватило бы не на одну жизнь. Он воплотил многие лучшие черты своего века, представ перед современниками, как первоклассный мастер литературы (поэт, критик, драматург, переводчик), реформатор, заложивший основы современного литературного языка, крупный журналист, организатор издательского дела, основатель замечательных журналов. В личности Н.М.Карамзина слились мастер художественного слова и талантливый историк. В науке, публицистике, искусстве он оставил заметный след. Н.М.Карамзин во многом подготовил успех младших современников и последователей – деятелей пушкинского периода, золотого века русской литературы. Н.М. Карамзин родился 1 декабря 1766 г. И за свои пятьдесят девять лет прожил интересную и насыщенную жизнь, полную динамизма и творчества. Образование он получил в частном пансионе в Симбирске, затем в московском пансионе профессора М.П. Шадена, потом явился в Петербург для службы и получил чин унтер-офицера. Далее работает в качестве переводчика и редактора в различных журналах, сближается со многими известными людьми того времени (М.М. Новиковым, М.Т. Тургеневым). Затем более года (с мая 1789 по сентябрь 1790) путешествует по Европе; во время путешествия делает записки, после обработки которых появляются знаменитые «Письма русского путешественника».
Познание прошлого и настоящего привело Карамзина к разрыву с масонами, которые были довольно влиятельны в России в конце XVIII в. Он возвращается на родину широкой программой издательской и журнальной деятельности, надеясь способствовать просвещению народа. Он создал «Московский журнал» (1791-1792 гг.) и «Вестник Европы» (1802-1803 гг.), выпустил два тома альманаха «Аглая» (1794-1795 гг.) и поэтический альманах «Аониды». Его творческий путь продолжает и завершает труд «История государства Российского», работа над которым заняла многие годы, который и стал который главным итогом его творчества.
К замыслу создания крупного исторического полотна Карамзин подходил давно. В доказательство давнего существования таких планов приводится сообщение Карамзина в «Письмах русского путешественника» о встрече в 1790 г. в Париже с П.-Ш. Левелом, автором «Histoire de Russie, triee des chroniques originales, des pieces outertiques et des meillierus historiens de la nation» (в России в 1797 г. был переведен только один том). Размышляя о достоинствах и недостатках этого труда, писатель приходил к неутешительному выводу: «Больно, но должно по справедливости сказать, что у нас до сего времени нет хорошей Российской истории». Он понимал, что такой труд невозможно написать без свободного доступа к рукописям и документам в официальных хранилищах, поэтому он обратился к императору Александру I через посредничество М.М. Муравьева (попечитель учебного Московского округа). «Обращение увенчалось успехом и 31 октября 1803 г. Карамзин был назначен историографом и получил ежегодный пенсион и доступ к архивам». Императорские указы обеспечили историографу оптимальные условия работы над «Историей…».
Работа над «Историей государства Российского» потребовала самоотречения, отказа от привычного образа и уклада жизни. По образному выражению П.А. Вяземского, Карамзин «постригся в историки». И к весне 1818 г. первые восемь томов истории появились на книжных прилавках. Три тысячи экземпляров «Истории…» были проданы за двадцать пять дней. Признание соотечественников вдохновило и ободрило писателя, особенно после того, как испортились отношения историографа с Александром I (после выхода записки «О древней и новой России», где Карамзин в некотором смысле критиковал Александра I). Общественный и литературный резонанс первых восьми томов «Истории…» в России и за рубежом оказался настолько велик, что даже Российская Академия, давний оплот противников Карамзина, вынуждена была признать его заслуги.
Читательский успех первых восьми томов «Истории…» придал писателю новые силы для дальнейшей работы. В 1821 г. свет увидел девятый том его труда. Смерть Александра I и восстание декабристов отодвинули работу над «Историей…». Простудившись на улице в день восстания, историограф только в январе 1826 г. продолжил свой труд. Но врачи уверяли, что полное выздоровление может дать только Италия. Собираясь в Италию и надеясь дописать там последние две главы последнего тома, Карамзин поручил Д.Н. Блудову все дела по будущему изданию двенадцатого тома. Но 22 мая 1826 г., так и не уехав Италию, Карамзин умер. Двенадцатый том вышел только в 1828 г.
Взяв в руки труд Н.М. Карамзина, мы можем только представить, насколько сложной была работа историографа. Писатель, поэт, историк-дилетант берется за дело несообразной сложности, требующее огромной специальной подготовки. Если бы он избегал серьезной, сугубо умной материи, а только бы живо повествовал о былых временах, «одушевляя и раскрашивая» — это еще сочли бы естественным, но самого начала том делится на две половины: в первой – живой рассказ, и тот, кому этого достаточно, может не заглядывать во второй отдел, где сотни примечаний, ссылок на летописи, латинские, шведские, немецкие источники. История — очень суровая наука, даже если предположить, что историк знает много языков, но сверх того появляются источники арабские, венгерские, еврейские, кавказские…И пусть к началу XIX в. наука история не резко выделялась из словесности, все равно Карамзину-литератору пришлось углубится в палеографию, философию, географию, археографию… Татищев и Щербатов, правда, совмещали историю с серьезной государственной деятельностью, но профессионализм постоянно возрастает; с Запада, приходят серьезные труды немецких и английских ученых; стародавние наивно-летописные способы исторического письма явно отмирают, и сам по себе возникает вопрос: когда же Карамзин, сорокалетний литератор, овладевает всей старой и новой премудростью? Ответ на этот вопрос нам дает Н. Эйдельман, который сообщает, что «только на третьем году Карамзин признается близким друзьям, что перестает бояться «ферулы Шлецера», то есть розги, которой маститый немецкий академик мог выпороть нерадивого ученика».
Один историк самостоятельно не может найти и обработать такое большое количество материалов, на основе которых была написана «История государства Российского». Из этого следует, что Н.М. Карамзину помогали многочисленные его друзья. В архив он, конечно, ходил, но не слишком часто: искали, отбирали, доставляли старинные манускрипты прямо на стол историографу несколько специальных сотрудников, возглавляемых начальником Московского архива министерства иностранных дел и великолепным знатоком древности Алексеем Федоровичем Малиновским. Архивы и книжные собрания иностранной коллегии Синода, Эрмитажа, Императорской публичной библиотеке, Московского университета, Троице-Сергиевой и Александро-Невской лавры, Волоколамского, Воскресенского монастырей; сверх того, десятки частных собраний, наконец, архивы и библиотеки Оксфорда, Парижа, Копенгагена и других иностранных центров. Среди работавших на Карамзина (с самого начала и позже) были несколько замечательных в будущем ученых, например, Строев, Калайдович… Они больше других прислали замечаний на уже изданные тома.
В некоторых современных работах Карамзина упрекают за то, что он работал «не один». Но в противном случае ему потребовалось бы для написания «Истории…» не 25 лет, а намного больше. Эйдельман на это справедливо возражает: «опасно одному судить эпоху по правилам другой».
Позже, когда авторская личность Карамзина разовьется, выделится такое сочетание историографа и младших сотрудников, которое могло бы показаться щекотливым…Однако в первые годы XIX. в такое сочетание казалось вполне нормальным, да и двери архива едва ли открылись бы для младших, если бы не было императорского указа о старшем. Сам Карамзин, бескорыстный, с обостренным чувством чести никогда не позволил бы себе прославиться за счет сотрудников. К тому же, разве только «архивные полки работали на графа Истории»? Оказывается, что нет. «Такие великие люди как Державин присылает ему свои соображения о древнем Новгороде, юный Александр Тургенев привозит нужные книги из Геттингена, старинные рукописи обещает прислать Д.И. Языков, А.Р. Воронцов. Еще важнее участие главных собирателей: А.Н. Мусина-Пушкина, Н.П. Румянцева; один из будущих президентов Академии Наук А.Н. Оленин прислал Карамзину 12 июля 1806 г. Остромирово Евангелие 1057 г.». Но это не значит, что всю работу Карамзина сделали за него друзья: он открывал сам и стимулировал своей работой к розыску других. Карамзин сам нашел Ипатьевскую и Троицкую летописи, Судебник Ивана Грозного, «Моление Даниила Заточника». Для своей «Истории…» Карамзин использовал около сорока летописей (для сравнения скажем, что Щербатов изучил двадцать одну летопись). Также большая заслуга историографа состоит в том, что он не только смог свести воедино весь этот материал, но и организовать де-факто работу настоящей творческой лаборатории.
Работа над «Историей…» пришлась на переломную в некотором смысле эпоху, что повлияло на мировоззрение и методологию автора. В последней четверти XVIII. в России стали все заметнее черты разложения феодально-крепостнической системы хозяйства. Изменения в экономической и социальной жизни России и развитие буржуазных отношений в Европе оказывали влияние на внутреннюю политику самодержавия. Время ставило перед господствующим классом России необходимость разработки социально-политических реформ, обеспечивающих сохранение господствующего положения за классом помещиков и власти самодержавием.
«К этому времени можно отнести конец идейных исканий Карамзина. Он стал идеологом консервативной части русского дворянства». Окончательное оформление его социально-политической программы, объективным содержанием которой было сохранение самодержавно-крепостнической системы падает на второе десятилетие XIX в., то есть на время создания «Записки о древней и новой России». Определяющее значение в оформлении консервативной политической программы Карамзина сыграла революция во Франции и послереволюционное развитие Франции. «Карамзину казалось, что события во Франции конца XVIII- начала XIX вв. исторически подтверждали его теоретические выводы о путях развития человечества. Единственным приемлемым и правильным он считал путь постепенного эволюционного развития, без всяких революционных взрывов и в рамках тех общественных отношений, того государственного устройства, которое свойственно данному народу». Оставляя в силе теорию договорного происхождения власти, формы ее Карамзин теперь ставит в строгую зависимость от древних традиций и народного характера. Причем убеждения и обычаи возводятся в некий абсолют, который определяет историческую судьбу народа. «Учреждения древности, — писал он в статье «Приметные виды, надежды, и желания нынешнего времени»,- имеют магическую силу, которая не может быть заменена никакою силою ума». Таким образом, революционным преобразованиям противопоставлялась историческая традиция. Общественно-политический строй становился от нее в прямую зависимость: традиционные древние обычаи и институты определяли в конце концов политическую форму государства. Очень четко это прослеживалось в отношении Карамзина к республике. Идеолог самодержавия, Карамзин, тем не менее, заявлял о своих симпатиях к республиканскому строю. Известно его письмо к П.А. Вяземскому от 1820 г., в котором он писал: «Я в душе республиканец и таким умру». Теоретически, Карамзин считал, что республика – более современная форма правления, чем монархия. Но она может существовать только при наличии целого ряда условий, а при их отсутствии республика теряет всякий смысл и право на существование. Карамзин признавал республик как человеческую форму организации общества, но ставил возможность существования республики в зависимость от древних обычаев и традиций, а также от нравственного состояния общества.
Дата рождения: 12 декабря 1766 года
Дата смерти: 3 июня 1826 года
Место рождения: поместье Знаменское в Казанской губернии
Николай Карамзин — великий историк и писатель 18-19 веков. Николай Михайлович Карамзин родился в родовом поместье Знаменское в Казанской губернии 12 декабря 1766 года.
Его род происходил от крымских татар, его отец был средним помещиком, офицеров в отставке, мать умерла, когда Николай Михайлович был еще совсем ребенком. Его воспитанием занимался отец, привлек также гувернеров и нянек. Карамзин провел в имении все детство, получил отличное домашнее образование, прочитал почти все книги в обширной библиотеке своей матери.
Любовь к зарубежной прогрессивной литературе оказала большое влияние на его творчество. Будущий литератор, публицист, известный критик, почетный член Академии наук, историограф и реформатор русской словесности, обожал читать Ф. Эмина, Роллена и других европейских мастеров слова.
После получения домашнего образования Карамзин поступил в дворянский пансион в Симбирске, в 1778 году отец пристроил его в армейский полк, что дало Карамзину возможность учиться в самом престижном Московском пансиону при Московском университете. Заведовал пансионом И.И. Шаден, под его чутким руководством Карамзин изучал гуманитарные науки, а также посещал лекции в университете.
Военная служба:
Отец был уверен в том, что Николай должен продолжить служить отчизне в армии, а потом Карамзин оказался на действительной службе в Преображенском полку. Военная карьера не привлекала будущего писателя и он почти сразу же взял годичный отпуск, а в 1784 году получает указ об увольнении в отставку в чине поручика.
Светский период:
Карамзин был очень известен в светском обществе, он знакомится с самыми разными людьми, заводит массу полезных связей, входит в масонское общество, а также начинает работать на литературном поприще. Он активно участвует в развитии первого детского журнала в России «Детское чтение для сердца и разума».
В 1789 году он решает отправится в большое путешествие по Европе, во время которого он встретился с Э. Кантом, побывал в разгаре Парижской революции и был свидетелем падения Бастилии. Большое количество европейских событий позволили ему собрать большое количество материала для создания «Писем русского путешественника», которые сразу же приобретают огромную популярность в обществе и принимаются «на ура» критиками.
Творчество:
После окончания европейского путешествия он занялся литературой. Учредил собственный «Московский журнал», в нем и была опубликована самая яркая «звезда» его сентиментального творчества — «Бедная Лиза». Русский сентиментализм безоговорочно признает его лидером после выхода этого творения. В 1803 году он был замечен самим императором и стал историографом. В этот момент он приступает к работе на огромным трудом всей его жизни «Историей государства Российского». Стоит отметить, что при составлении этого монументального труда он выступал за сохранение всех порядков, показывал свой консерватизм и сомнения относительно любых государственных реформ.
В 1810 году он получил орден Святого Владимира III степени, шестью годами позже получил высокий чин статского советника и стал кавалером ордена Святой Анна I степени. Через два года свет увидели первые 8 томов «Истории государства Российского», сочинение было мгновенно распродано, много раз было переиздано, а также переведено на несколько европейских языков. Он был приближенным императорской семьи, а потому высказывался за сохранение абсолютной монархии. Свой огромный труд он так и не закончил, XII том был издан уже после его смерти.
Личная жизнь:
Карамзин женился на Елизавете Ивановне Протасовой в 1801 году. Брак был недолгим, жена умерла после родом дочери Софьи. Второй женой Николая Карамзина стала Екатерина Андреевна Колыванова.
Карамзин умер из-за обострившейся простуды, которую он получил после восстания декабристов на Сенатской площади. Он покоится на Тихвинском кладбище. Карамзин был одним из фундаменталистов русского сентиментализма, реформировал русский язык, добавил много новых слов в лексику. Был одним из первых создателей комплексного обобщающего труда по истории России.
Важные вехи в жизни Николая Карамзина:
Родился в 1766
— Причисление к армейским полкам в 1774
— Поступление в пансион Шадена в 1778
— Действительная армейская служба в 1781
— Уход в отставку в чине поручика в 1784
— Работа в первом детском журнале в 1787
— Начало двухлетнего путешествия по Европе в 1789
— Издательство нового «Московского журнала» в 1791
— Публикация «Бедной Лизы» в 1792
— Женитьба на Елизавете Протасовой в 1801
— Начало издания «Вестника Европы» и смерть жены в 1802
— Получение должности историографа и старт работы на огромным трудом «История государства Российского» в 1803
— Женитьба на Екатерине Колывановой в 1804
— Получение ордена Святого Владимира III степени в 1810
— Получение чина статского советника, а также получение ордена Святой Анны I степени
— Получение звания почетного члена Императорской Академии наук, членство в этой же академии с 1818
— Смерть в 1826
Занимательные факты из биографии Николая Карамзина:
Карамзину принадлежит крылатое выражение о российской действительности, когда его спросили по поводу того, что происходит в России: «Воруют»
— Исследователи и критики полагают, что «Бедная Лиза» названа в честь Протасовой
— Дочь Карамзина Софья была принята светским обществом, стала фрейлиной при императорском дворе, дружила с Лермонтовым и Пушкиным
— У Карамзина было 4 дочери и 5 сыновей от второго брака
— Пушкин был частым гостем у Карамзиных, но его любовь к Екатерине Колывановой стала причиной разлада между литераторами
Обзор периодических изданий
Обзор современных литературно-художественных журналов.
Литературно-художественные журналы всегда являлись особой частью российской культуры. На сегодняшний момент они остались практически единственными изданиями, которые ориентируются исключительно на художественную и интеллектуальную состоятельность текста. Вашему вниманию предлагается обзор журналов, продолжающих лучшие традиции отечественной литературно-художественной периодики. Данный обзор ориентирует вас на ресурсы Интернет с прямыми ссылками к источнику информации. Многие из нижеперечисленных журналов регулярно поступают в фонд Центральной библиотеки и составляют коллекцию за несколько десятилетий.
«Дружба народов» – ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический журнал.
Журнал публикует новые произведения писателей и поэтов России, стран ближнего и дальнего зарубежья; актуальные очерки и эссе, анализирующие острейшие проблемы современности – национальные, общественные, религиозные, культурные и нравственные; литературные обзоры и критические статьи. Основанный в 1939 году, журнал охватывает и поддерживает единое культурное пространство бывших союзных республик. Даже с распадом СССР журнал твердо держит курс на мирное решение проблем, на взаимопонимание и примирение.
Интернет-версия журнала http://magazines.russ.ru/druzhba/ (Архив с 1996 года).
«Звезда» – ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический независимый журнал.
Старейший петербургский литературный журнал. Редакция журнала стремится дать читателю целостный срез современной культуры в ее лучших воплощениях. Большое внимание уделяется истории России и русской культуры. Помимо поэзии и прозы, традиционно занимающей не менее половины журнальной площади, постоянные разделы журнала отданы публикациям различных историко-культурных материалов, современной публицистике и критике. Постоянные рубрики «Звезды»: «Исторические чтения», «Мемуары ХХ века», «Дневник писателя», «Наши публикации», «Из литературного наследия», «Философский комментарий», «Мнение», «Люди и судьбы», «Уроки изящной словесности», «Новые переводы»…
Интернет-версия журнала http://magazines.russ.ru/zvezda/ (Архив с 1997 года).
«Знамя — ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический журнал.
«Знамя» — толстый литературный журнал, издающийся с 1931 года, в котором печатались корифеи советской литературы. Произведения, напечатанные в журнале, неоднократно отмечались Государственными, Букеровскими, Пушкинскими и иными престижными премиями. Сегодня журнал стремится играть роль выставки достижений литературного хозяйства, публикуя не только признанных мастеров, но прозу и поэзию молодых писателей, которых критика называет будущим русской литературы. В 2003 году журнал открыл новую рубрику «Ни дня без книги», в которой ежемесячно даёт обзоры новых книг.
Интернет-версия журнала http://magazines.russ.ru/znamia/ (Архив с 1996 года).
«Иностранная литература» — ежемесячный литературно-художественный журнал.
«Иностранная литература» – единственный в России журнал, который знакомит читателя с новинками зарубежной литературы в лучших переводах на русский, стремится к тому, чтобы на его страницах появлялись как давно знакомые авторы, так и громкие имена последних лет. В журнале публикуются наиболее значительные произведения современной мировой литературы в переводах лучших отечественных переводчиков. Зарубежная проза и поэзия, очерки и эссе, статьи и интервью, лауреаты Нобелевской, Букеровской, Гонкуровской премий и восходящие звезды – все это на русском языке впервые.
Интернет-версия журнала http://magazines.russ.ru/inostran/ (Архив с 1992 года).
«Молодая гвардия» – ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический журнал.
Основан в 1922 году. До 1990 орган ЦК ВЛКСМ, затем независимый. Именно в журнал «Молодая гвардия» приносили когда-то свои произведения молодые и в то время еще почти неизвестные С. Есенин, М. Шолохов, Л. Леонов, В. Шишков, А. Фадеев, Н. Островский. Совместно с Фондом поддержки творческой личности «Молодая гвардия» проводит Всероссийский поэтический конкурс имени С. Есенина. В настоящее время журнал продолжает отстаивать классические, православно-патриотические традиции русской литературы.
Интернет-версия журнала на сайте (http://hatushin.ru/index.php?option=com_content&task=category§ionid=4&id=25&Itemid=211) (Архив с 2008 г. в формате PDF).
«Москва» – ежемесячный литературный журнал.
Издаётся ежемесячно в Москве с 1957 года. Журнал публикует современную отечественную прозу, стихи, литературную критику, публицистику, культурологические материалы, статьи духовно-нравственного характера, материалы из литературного наследия православной России. В «Москве» впервые был опубликован ставший сегодня классикой роман М. А.Булгакова «Мастер и Маргарита». Благодаря инициативе журнала впервые после 1917 года стала доступна широкому читателю «История государства Российского» Н. М. Карамзина. Большой резонанс имели публикации в «Москве» произведений писателей русского зарубежья – И. А. Бунина, В. В. Набокова, И. С. Шмелёва. Рубрики журнала: « Проза», «Публицистика», «Литературная критика», «Культура», «История: лица и лики», «Русские судьбы», «Домашняя церковь».
Интернет-версия на сайте журнала http://www.moskvam.ru/magazine/archive/ (Архив с 2009 года).
«Наш современник» – ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический журнал.
«Наш современник» – журнал писателей России. Издаётся в Москве с 1956 года. Основные направления: современная проза и патриотическая публицистика. Наиболее значительные достижения «Нашего современника» связаны с так называемой «деревенской прозой». Журнал регулярно публикует новые талантливые произведения, созданные современными писателями России. Отличительная особенность журнала – широчайший охват жизни современной России. Во многом это достигается за счет активного привлечения писателей из провинции.
Интернет-версия на сайте журнала http://www.nash-sovremennik.ru/main.php?m=archive (Архив с 2001 года).
«Новый Мир» – ежемесячный журнал художественной литературы и общественной мысли.
Издается в Москве с 1925 года. На его страницах печатались известнейшие произведения. Среди авторов Сергей Есенин, Борис Пастернак, Алексей Толстой, Александр Грин, Максим Горький, Михаил Шолохов, Александр Твардовский, Чингиз Айтматов, Михаил Булгаков, и многие другие. Журнал считает необходимым давать читателям как можно более адекватную и разнообразную картину того, что на самом деле происходит в российской словесности. Рубрики журнала: «Из наследия», «Философия. История. Политика», «Далекое близкое», «Времена и нравы», «Дневник писателя», «Мир искусства», «Литературная критика», «Рецензии. Обзоры», «Библиография» и др.
Интернет-версия журнала http://magazines.russ.ru/novyi_mi/ (Архив c 1993 года)
«Октябрь» – независимый литературно-художественный ежемесячный журнал.
«Октябрь» – одно из старейших отечественных литературных изданий, которое знакомит читателей с лучшими произведениями писателей, поэтов, критиков, публицистов. «Октябрь» — больше, чем журнал. Это уникальная книга, под обложкой которой читатель одновременно найдет прозу и стихи, очерки и эссе, статьи и рецензии. Издается в Москве с 1924 года. В настоящее время «Октябрь» является одним из ведущих русских «толстых» литературных журналов, имеет либеральную направленность. Журнал всегда открыт для талантливой литературы, для литературного эксперимента и охотно предоставляет свои страницы молодым перспективным авторам, возвращает читателю значимые для истории и отечественной культуры имена.
Интернет-версия журнала http://magazines.russ.ru/october/ (Архив с 1996 года )
«Рома́н-газе́та» — советский и российский литературный журнал, выходит дважды в месяц.
Самый популярный, массовый литературный журнал России. В 2017 году он отмечает 90-й юбилей. История журнала началась в 1927 году, когда он стал выходить по инициативе Максима Горького. Постоянными авторами «Роман-газеты» в разное время были Василий Белов, Юрий Бондарев, Леонид Бородин, Владимир Карпов и другие отечественные авторы. В журнале публикуются все значительные произведения большой российской прозы — от Горького и Шолохова до Солженицына и Распутина. На страницах «Роман-Газеты» печатаются исторические романы, литературоведческие исследования, забытая и малоизвестная проза писателей Русского Зарубежья. В рубрике «Дела литературные» рассказывается о важных событиях в книжном мире, в «Литературной провинции»- о том, как живут и работают писатели и издатели в российской глубинке.
«Смена» — иллюстрированный популярный гуманитарный журнал с сильными литературными традициями.
Основанный в 1924 году, он был самым массовым молодёжным журналом Советского Союза. К концу 1980-х годов тираж «Смены» достигал более трёх миллионов экземпляров. В наше время журнал «Смена» для многих и многих своих читателей — любимое семейное издание и как это ни парадоксально звучит, за журналом и сегодня в библиотеках очереди. Остросюжетные романы и повести, рассказы и стихи лучших российских и зарубежных писателей, актуальная публицистика, очерки и культурологические статьи — всё это характерно для «Смены» как издания с ярко выраженной творческой позицией.
«Арион» – российский журнал поэзии, выходит ежеквартально.
Журнал поэзии издается с 1994 года. Это первый и на сегодняшний день единственный в стране «толстый» поэтический журнал. Не будучи связанным ни с какой отдельной поэтической группой и не отдавая заведомого предпочтения той или иной творческой манере, журнал поставил своей целью «отразить в лучших образцах все многообразие современной русской поэзии, запечатлеть ее движение». И действительно, за время своего существования «Арион» успел стать чем-то вроде «зеркала» русского поэтического слова. Сегодня он занимает прочное место в культурной жизни страны и пользуется широкой известностью у поэтов и любителей поэзии не только в России, но и далеко за ее пределами. По итогам ежегодных рейтингов он неизменно входит в число лучших литературно-художественных журналов страны.
Интернет-версия журнала http://magazines.russ.ru/arion/ (Архив с 1995 года).
Российский журнал «Смена» в 2019 г. отмечает свое 95-летие. Это цветной, иллюстрированный гуманитарный журнал, на страницах которого освещаются молодёжные, исторические темы, судьбы великих художников, публикуются отечественная и зарубежная проза, материалы о достижениях науки.
Предлагаем вашему вниманию обзор последних выпусков журнала «Смена», поступившие на абонемент Центральной библиотеки
«Смена» №9, 2018 г.
В этом номере размещены материалы, посвященные тончайшему певцу русской природы, любви и красоты А.А. Фету, судьбе знаменитого русского композитора М.И. Глинки. В интервью ректор Щукинского театрального училища Евгений Князев делится своими впечатлениями о сыгранных ролях, рассказывает о творческих планах и увлечениях. Об истории одного из красивейших мостов Москвы – Ростокинского акведука читайте в одноименном очерке Д. Зелова. Также в этом номере опубликован детектив Андрея Дышева «Одноклассники».
«Смена» №10, 2018 г.
Любителей журнала в 11 номере ждет продолжение захватывающего детективного романа Андрея Дышева «Одноклассники». Ярчайшему представителю русского Серебряного века Андрею Белому посвящена статья Ю. Осипова «Андрей Белый: «Навстречу огненным стрелам». Статья Евгении Гордиенко «Зимняя вишня доктора Ватсона» из рубрики «Звезды не гаснут» повествует о жизни и творчестве русского артиста Виталия Соломина. В рубрике «Забытые усадьбы» из статьи Д. Зелова «Братцево. Тайны и загадки усадьбы-призрака» вы узнает много интересного о тайнах старинной усадьбы Братцево, расположенной на самой окраине российской столицы.
«Смена» №11, 2018 г.
В этом номере вы прочитаете интересную статью «Император на один день» из российской истории, автором которой является Светлана Бестужева-Лада. Последним российским императором традиционно и постоянно называют Николая II. Фактически это так, но следует добавлять: последний царствовавший император. Потому что после отречения Николая от престола его сутки занимал младший брать и многолетний наследник цесаревич Михаил. Император Михаил II. Формально именно он был последним российским императором, и только сложное семейное положение и склад характера помешали ему стать императором по-настоящему, а России – гипотетически избежать революционного кошмара. Не сложилось…
«Смена» №12, 2018 г.
Читайте в номере о загадочной личности царя Бориса Годунова, о народной любимице актрисе Марине Голуб, о создании Врубелем одного из портретов, об истории усадьбы Медведково, новый детектив Александра Аннина «Жестокий пасьянс» и многое другое.
«Смена» №1, 2019 г.
Под обложкой «юбилейного» январского номера за 2019 год собраны материалы об Игоре Курчатове, Валентине Пикуле и Нине Буровой, стихотворения Веры Бардиной, документальная повесть Ивана Переверзина об Илье Глазунове, рассказ об уникальном двойном автопортрете Александра Яковлева и Василия Шухаева и биографический очерк о Винсенте Ван Гоге. Здесь же можно прочитать интервью с солисткой театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Марией Макеевой и худруком московского Театра оперетты Владимиром Тартаковским, окончание детектива Александра Аннина «Жестокий пасьянс».
«Смена» №2, 2019г.
Во 2-м номере читайте о судьбе и приключениях блестящей княгини Екатерины Скавронской-Багратион, о жизни и творчестве великого Виктора Гюго, интереснейшее повествование о подмосковной усадьбе Михалково, материал «Поэт-романтик Николай Гумилев», беседу с молодым и очень ярким артистом Театра Романа Виктюка Иваном Ивановичем, остросюжетную повесть Иосифа Гольмана «Пассажир сошел» и многое другое.
«Смена» №3, 2019 г.
В 3-м номере читайте о периоде истории российской с мрачным названием «бироновщина», о творчестве и судьбе Исаака Бабеля, о жизни гениальной Анны Павловой, беседу с молодой, но уже очень популярной актрисой Елизаветой Арзамасовой, о звезде советского экрана Людмиле Целиковской, новый детектив Анны и Сергея Литвиновых «Мама против « и многое другое.
«Смена» №4, 2019 г.
В литературном разделе номера представлены классические зарубежные и отечественные детективы, малоизвестная проза классиков русской литературы, рассказы и стихи талантливых современных авторов. Сохраняя славные традиции, «Смена» с успехом продолжает «открывать» новые имена молодых прозаиков, поэтов и художников. «Смена» ориентирована на людей, которые выбирают журнал как источник интеллектуального чтения.
«Смена» №5,2019 г.
Журнал всегда публикует материалы аналитического, полемического и разъясняющего характера, а также востребованные широкой публикой литературные произведения. На страницах этого номера – исторические очерки, статьи о великих художниках и судьбах их творений.
«Смена», №6, 2019 г.
В 6-м номере читайте о судьбе старшего сына Сталина Якова, непосредственно связанная с судьбой интернированных граждан, о жизни и творчестве самобытного писателя Даниила Хармса, о деятельности выдающегося русского ученого Владимира Петровича Демихова, об особняке в Ховрино, чрезвычайно напоминающем знаменитый игорный дворец в Монте-Карло, окончание детектива Наталии Солдатовой «Химера» и многое другое.
Смена №7, 2019 г.
В 7-м номере читайте о трагической судьбе царевича Алексея, о жизни и творчестве писателя, чьи произведения нам всем знакомы с детства – Евгения Шварца, о Русском музее – старейшем в Подмосковье, покровителях супружеской жизни святых Петре и Февронии, о единственной и несравненной королеве Марго и много другое.
«Роман-газета» — самый популярный, самый массовый журнал художественной литературы в России. В 2017 году он отмечает 90-летний юбилей.
Предлагаем вашему вниманию выпуски «Роман-газеты», поступившие на абонемент Центральной библиотеки за 2017 г.:
Проханов, А.А. Востоковед: Роман. Журнальный вариант / А.А. Проханов. – М.: ООО «Роман-газета», № 1, 2017. – 80 с. – (Народный журнал).
В новом романе Александра Проханова – кровавая карусель на Ближнем Востоке: боевые организации террористов, тайная война в Ливийской пустыне, взорванные мечети Ирака, падающие самолеты. Русский разведчик «набрасывает намордник» на этот ревущий ад, чтобы мир не погиб…
Степанов, В.В. Жизнь как жизнь: Рассказы и повести / В.В. Степанов. – М.: ООО «Роман-газета», № 2, 2017. – 80 с. – (Народный журнал).
Владимир Владимирович Степанов автор более десяти книг прозы, публицистики, поэзии, в некрасовской традиции раскрывающих образ современной сельской России. В новую книгу писателя вошли произведения, написанные на рубеже прошедшего и нынешнего столетий.
Рыбас, С.Ю. Заговор: Роман. Журнальный вариант / С.Ю. Рыбас, Е.С. Рыбас. – М.: ООО «Роман-газета», № 3, 2017. – 80 с. – (Народный журнал).
Эта книга посвящена осмыслению февральских событий 1917 г., которые привели к отречению от престола российского императора Николая II. Того самого февраля, который по выражению Александра Солженицына, «трагически изменил не только судьбу России, но и ход всемирной истории».
Белый ангел: Современный российский рассказ / А.Б. Белозеров, М.А. Лейдина, Д.Г. Ефремов, А.П. Унтила. – М.: ООО «Роман-газета», № 4, 2017. – 80 с. – (Народный журнал).
Андрей Борисович Белозеров – представитель «новой волны» молодых русских литераторов Приднестровья. Маргарита Алексеевна Лейдина в 2004 закончила Институт журналистики и литературного творчества по специальности – проблемно-тематическая литература. Ефремов Дмитрий Глебович преподает рисование в средней школе города Дубна Московской области. Занимается живописью, изготовлением мебели, пишет рассказы. Несколько своих книг посвятил Дальнему Востоку. Александр Унтила — новое имя в «Нашем современнике». Проходил военную службу в войсках спецназа. Принимал участие в контртеррористических операциях в Северо-Кавказском регионе.
Бондаренко, В.В. Нерожденный жемчуг: Роман / В.В. Бондаренко. – М.: ООО «Роман-газета», № 5, 2017. – 96 с. – (Народный журнал).
Вячеслав Васильевич Бондаренко (род. 1974 г.) – член Союза писателей Беларуси и Союза писателей России, с 1991 года живет в Минске. «Нерожденный жемчуг» – приключенческо-детективный роман о становлении Белого движения в 1917-1918-х годах, главный герой военный летчик Алексей Чернецов становится активным участником Белой борьбы в Москве и на юге России.
«Мы говорили о душе…»: Произведения лауреатов Литературной премии «Справедливой России» и «Роман-газеты» 2016 года. – М.: ООО «Роман-газета», № 6, 2017. – 80 с. – (Народный журнал).
Литературная премия для молодых авторов «В поисках правды и справедливости» стала ежегодной. Да и сами они выступили основателями нового литературного направления – «молодые традиционалисты». Их герои ищут жизненную опору в лучших нравственных и духовных традициях нашего народа: любви к Родине, уважении к старшим поколениям, семейных ценностях, неутолимом стремлении к правде и справедливости. В сюжеты произведений буквально «вплетены» острейшие социальные проблемы, пишут авторы и о духовном кризисе. Несмотря на это, в произведениях явственно ощущается воля изменить жизнь в лучшую сторону.
Ефремов И. А. Тень минувшего: Рассказы военных лет / И. А. Ефремов. – М.: ООО «Роман-газета», № 7, 2017. – 112 с. – (Народный журнал).
Сергей Павлович Никитин, молодой палеонтолог, ведёт раскопки кладбища динозавров на юге СССР. Уже под конец экспедиции происходит необычное явление — на глазах многих людей в маленькой горной долине с озерком окаменевшей смолы появляется призрак динозавра. Ученый выясняет, что это проявление редкого фотографического эффекта местности и начинает искать возможность получить подобные изображения искусственно.
Ким А. А. Собиратели трав: Повести и рассказы / А.А. Ким. – М.: ООО «Роман-газета», № 8, 2017. – 80 с. – (Народный журнал).
Корейские предки Анатолия Кима переселились в Россию еще в XIX веке. В 1937 г. его родителей сослали в Казахстан, а в 1947-м на Сахалин. Учился в Московском художественном училище Памяти 1905 года, часто выступал как оформитель собственных книг. Литературную деятельность начал с рассказов и повестей, тематически связанных с Дальним Востоком и Сахалином и несущих на себе печать корейского миросозерцания, быта и фольклора.
Личутин В. В. Бог найдет тебя Сам…: Роман. Окончание. Начало см. «РГ» № 23, 4, за 2016 г. и № 9 за 2017 г. / В.В. Личутин. – М.: ООО «Роман-газета». № 10, 2017. – 80с. – (Народный журнал).
Личутин В. В. Бог найдет тебя Сам…: Роман. Окончание. Начало см. «РГ» № 23, 4, за 2016 г. и № 9 за 2017 г. / В.В. Личутин. – М.: ООО «Роман-газета». № 10, 2017. – 80с. – (Народный журнал).
Вышел в свет новый роман Владимира Личутина – «Бог найдет тебя Сам…». Первые две части его опубликованы в декабрьских выпусках «Роман-газеты», уже поступивших в центральную библиотеку в 2016 году. Окончание романа в двух последних выпусках.
Личутина причисляют к живым классикам русской словесности, по праву считая одним из самых значительных прозаиков наших дней. Он — знаток и певец русской северной деревни, стойкого, мужественного характера коренного поморского народа. Для его прозы характерен широкий временной охват. Он пишет не только о современности, но и о жизни прошедших поколений, причём в своём творчестве Владимир Личутин всё больше занимается внутренней, душевной жизнью человека. Как отозвался о нём Валентин Распутин, «если кому-то и по плечу сегодня этот труд — художественно изъяснить неизъяснимое в русской душе, заповедным русским языком сделать отчётливый отпечаток вечного над перетекающим настоящим, — так это только ему, Владимиру Личутину».
В следующем выпуске «Роман-газеты» будет опубликован сборник новой прозы современных российских писателей: Юрия Полякова, Сергея Шаргунова, Владислава Артёмова, Евгения Шишкина, Георгия Пряхина, Эдуарда Просецкого, Веры Галактионовой и других талантливых авторов.
Читайте «Роман-газету», и вы будете в курсе всех новинок русской литературы!
Приглашаем почитать:
обзор периодических изданий абонемента Центральной библиотеки.
Мы рады предложить подборку газет и журналов, которые помогут в повышении уровня знаний, в сохранении здоровья, а также найти интересную тему или дело для занятий в свободное время.
Старейший и ежемесячный научно-популярный журнал «Наука и жизнь» — традиционно один из самых увлекательных и познавательных журналов. Девиз издания: «О науке – доступно, о жизни – серьёзно». Целевая аудитория журнала не ограничена возрастными или профессиональными рамками. Ежемесячно 160 иллюстрированных полос текста и 8 цветных вкладок по темам: наука, техника, история, полезные советы, кунсткамера, человек и компьютер, ваш сад, домашний мастер, шахматы, кроссворды, логические задачи и др. Увлекательные исторические сведения, литературные произведения.
Большой популярностью среди читателей пользуется альманах приключений, путешествий, научных гипотез и фантастики «Чудеса и приключения».
«Вестник ЗОЖ» — газета о здоровом образе жизни. В основе материалы по здоровому питанию, образу жизни, лечению болезней, в том числе считающимися нетрадиционными методами. Публикуются материалы известных ведущих врачей. Большое место в вестнике «ЗОЖ» занимают письма людей, излечившихся от различных недугов теми или иными средствами. За минувшие годы «ЗОЖ» для многих стал настольной книгой и помог получить знания, необходимые на каждом этапе жизни.
Популярный прикладной журнал «Женское здоровье» — это не только прекрасный источник бодрости, красоты и вдохновения, но и ответы на многие вопросы. Интересные и полезные статьи журнала рассказывают о проблемах женского здоровья, предлагают решения, дают ценные советы. Кроме того, на страницах журнала освещаются вопросы психологии, внутреннего комфорта, раскрываются секреты красоты и великолепного внешнего вида.
Также для прекрасных дам предлагаем подборку специальных красочных изданий, с которыми приятно провести время: журналы «Домашний очаг», «Добрые советы», «Лиза», «Все для женщин» и другие.
«Реальность (к сожалению?) Меняется»: разговор Галины Рымбу и Ильи Данишевского
Поэт и переводчик Галина Рымбу беседует с редактором Ильей Данишевским о месте поэзии, СМИ и литературных текстов в современной России.
Илья Данишевский, писатель, чье творчество стирает границу между поэзией и прозой, также является одним из самых известных (и самых молодых) литературных редакторов в России. С 2015 по 2019 год у него был собственный альтернативный издательский проект Anhedonia в ведущем издательском доме AST.Кроме того, он является литературным редактором общего журнала Сноб и курирует литературную программу в Центре Вознесенского в Москве.
Первый роман Данишевского, Нежность к мертвым , был опубликован в 2014 году радикальным издательством «Опустошитель». Книга представляет собой басню о том, насколько жестокой была бы жизнь, будь это видеоигра, исследуя, как насилие и бесконечные бессмысленные перезапуски повлияли бы на нашу человечность; подразумевается, конечно, что наша реальная жизнь действительно подвержена влиянию насилия и бесконечных, бессмысленных возвратов к нулю.
Его вторая книга , Маннелиг в цепях , была опубликована в издательстве «Порядок слов» в 2018 году. Гибрид прозы и свободного стиха, это частично мемуары, частично сеанс психоанализа, частично исповедь и часть повествования о путешествии (поэтические главы напоминают Odyssey : «Пожиратели лотосов», «Лестригонианцы», «Цирцея» и т. д.). В книге постоянно задается вопрос, как мы живем с насилием, как с тем, что мы совершаем, так и с тем, от чего страдаем.Перевод на украинский и немецкий языки ожидается в 2021 году.
В интервью 2019 года для программы Года литературы в России Галина Рымбу говорила с Данишевским о том, какое место сегодня занимают средства массовой информации и литературные тексты, «импровизированный читатель», поэтические способы диагностики реальности и поэтические языки, которые создают «параллельный социальный мир». канал СМИ ».
Вопросы Рымбу были переведены Хеленой Кернан, , которая перевела стихи Рымбу для «Гадкого утенка», «Современная поэзия в переводе» и антологии на букву F современного русского феминистского стиха ; Ответы Данишевского перевела Анна О.Фишер. Фишер и со-переводчик Алекс Карсавин переводят книгу Данишевского Mannelig in Chains на английский язык при поддержке проекта RusTrans Университета Эксетера (подробнее здесь).
* * *
Рымбу: В одном из своих предыдущих интервью вы сказали, что «в России продолжают сосуществовать две разные культуры: официальная и неофициальная. Первое скрывает второе от читателя, а это означает, что большинство наиболее интересных работ мало читается.(Это еще и потому, что он не легко вписывается в форматы публикации.) »Означает ли это, что вы пытаетесь заново изобрести эти форматы специально для неофициальной культуры?
Данишевский: Это вопрос о популяризации неофициальной культуры? Если это так, то я не хочу делать именно этого, или, скорее, я не вижу в этом свою миссию. В какой-то момент неофициальная культура обязательно станет нашей единственной культурой (хотя, по сути, это уже так), но в то же время есть определенная прелесть в том, что постоянно напоминают о неофициальной культуре, не так ли? Определенное очарование в том, что каждый раз вы можете репетировать одну и ту же проблему: хочу ли я — или вы, или следующий человек — восстановить предписанный статус этой культуры; и я не уверен, что решать эту проблему так окончательно, сводя на нет это очарование — хорошая идея.
Рымбу: Ангедония [рассматривала] себя как проект, посвященный исследованию институтов насилия и угнетения в современной России. Как вы лично проводите исследования насилия, не эстетизируя его?
Данишевский: Границы, видимо, поры. Честно говоря, мне нравятся кошмары и болезненные воспоминания психотерапии: пересказ чего-то, передача этого миру всегда частично эстетизирует это, когда вы выбираете метафоры или описываете цвета и сцену своего болезненного опыта.Но в какой-то момент проработка деталей также разрушает страх. Да, мне нравятся страшные истории за их способность вызывать у вас сопротивление. Вряд ли есть текст, который (субъективно) страшнее, чем что-либо в нашем прошлом, все, что мы можем увидеть на улице.
Рымбу: Часть вашей издательской работы [в Ангедонии] вращалась вокруг современной российской политической журналистики. Почему так важно собирать эту журналистику в виде книги и рассказывать истории о работе разных медиа-источников? Ведь мы видим эти тексты каждый день.. .
Данишевский: Мы их не видим, мы видим, как они сменяют друг друга, как растворяются в глубинах нашей соцсети. Многие средства массовой информации повторно публикуют свои важные истории по прошествии определенного времени. Публикация сборников журналистики — это способ продлить резонанс определенных слов. Издание сборников стихов похоже: я каждый день вижу стихи в своей ленте, но единственный способ прочитать их правильно — это замедлить.
Рымбу: Вы координируете литературный отдел Сноб . Какие цели вы там преследуете? Насколько эффективным может быть художественный текст, если он встроен в онлайн-СМИ?
Данишевский: Те же, что и я, когда работаю с книгами. Мы не знаем, как литература прошлого будет читаться в будущем, будем ли мы изучать физические книги или следы в Интернете; к тому времени, возможно (вероятно), разницы не будет.
Snob — это импровизированная программа для чтения подобных текстов.Я не думаю, что с самим текстом что-то случится, просто когда вы публикуете что-то, скажем, в [онлайн-журнале поэзии] Polutona , вы почти не думаете, что можете столкнуться с подобным читатель, которого отталкивают базовые основы вашей поэтики, хотя, конечно, у Polutona есть такой читатель.
Рымбу: Какие проекты и авторы важны для вас как писателя с точки зрения вашего собственного литературного диалога?
Данишевский: Очевидно, что Дмитрий Волчек — [создатель Митин журнала ( Митин журнал ), который начинался как самиздатский журнал в 1985 году и продолжает публиковать новые, альтернативные голосу голоса. в этот день и издательство «Колонна», которое объединилось с «Митин журнал » в 2002 году для публикации книг культурной критики со всего мира)] –– делает очень важное для меня.В какой-то момент, это было очень давно, я прочитал Chaque jour est un arbe qui tombe Габриэль Витткоп, а затем перечитал Chaque jour est un arbe qui tombe , и хотя этот текст вряд ли был предназначен для диагностический инструмент, он ответил на пару очень больших вопросов, которые у меня были с детства: есть только черт возьми, остальное лишнее.
Воздух [ Air , альтернативный поэтический журнал, основанный Дмитрием Кузьминым в 2006 году, который был одной из первых площадок для ЛГБТ-поэтов] важен для меня, но странным образом: я не думаю, что когда-либо на самом деле читаю его от корки до корки, и мне больше интересно читать отзывы, чем стихи.Но однажды, когда я все же продолжил и попытался прочитать это от начала до конца, я постоянно сталкивался либо со скукой, либо с непониманием. И этот барьер между скукой и непониманием я всегда считал диалогом. Обычно мы замкнуты в наших собственных тесных маленьких группах, где мы читаем разные вещи и спорим о самых банальных расхождениях во мнениях; Я не знаю другого журнала, который так явно противопоставлял бы маленький мир читателя реальности.Реальность (к сожалению?) Разнообразна.
Рымбу: Ангедония опубликовала сборники стихов Марии Степановой и Оксаны Васякиной. Готовятся к изданию сборники Константина Богомолова и Льва Оборина. Елена Фанаилова также собирает материал для своей книги. Почему вы решили публиковать стихи? *
Данишевский: Мне кажется — возможно, наивно, — что поэзия способна исследовать вещи максимально достоверно. Это может быть связано с тем, что он должен постоянно изобретать себя и свой язык.Еще потому, что он стремится не столько оперировать, сколько диагностировать. Эти тексты не ставят перед собой задачу немедленно преобразовать реальность; даже самая политизированная речь просто наблюдает и обсуждает увиденное. Для меня очень важно, помимо духовных проектов поэзии (которые включают в себя сопротивление миру на каждом шагу), так это то, чтобы ее свидетельство было ненасильственным.
А возьмем, к примеру, дискуссию о любви, дискуссию, в которой нельзя использовать нечестные слова. В конце концов, в документальной литературе мы определенно не говорим о любви как о живой материи, а если и говорим, то делаем это так же, как в прозе: мы говорим о внешних барьерах, которые либо служат антивеществом, либо просто вторгаются в нее. .В поэзии язык любви способен выразить саму суть, которую он описывает.
Рымбу: В целом, что делает сборник стихов жизнеспособным для публикации в большом коммерческом издательстве?
Данишевский: А что делает сборник стихов жизнеспособным для публикации в маленьком нишевом издательстве?
Рымбу: Каким вы видите институт современной литературы? Понятно, что за последние несколько лет все изменилось.И вы занимаетесь как кураторскими проектами, так и издательством; Вы ведете литературную программу в Центре Вознесенского и недавно помогли организовать чтение в поддержку сестер Хачатурян [трех молодых женщин, обвиненных в убийстве за убийство своего отца, который неоднократно подвергался жестокому обращению]. Что вы определяете как цели современной литературы, когда речь идет о нелитературной аудитории? Ваш проект о популяризации современной литературы?
Данишевский: Чтение в поддержку сестер Хачатурян проводилось не для популяризации прочитанных здесь стихов.Это была попытка придать словам материальность и вес. Речь шла об ответственности за свои слова, а не о построении поэтических иерархий; любой желающий мог выступить. Там не было литературного куратора; там не могло быть никакого литературного кураторства.
Цель Центра Вознесенского — рассказать (привет) историю на языке нескольких СМИ, и когда мы говорим о литературе, это скорее (привет) рассказы авторов, чем (привет) рассказы тексты.Мы часто говорим о том, что авторы неотделимы от своих текстов. И хотя я как читатель умею держать их отдельно, я как куратор вижу ответственность авторов перед своими текстами. В значительной степени это не история хороших и плохих текстов, это история того, в каких условиях тексты могут создаваться сегодня; с какой срочностью, в ответ на что; и чем тексты отличаются от других повседневных практик.
Для меня, является ли поэтический дискурс современным, определяется не только разговором, происходящим внутри этого дискурса о текущих политических и социальных проблемах, но и тем, насколько он преодолевает лингвистическую и формальную инерцию.
Рымбу: Как вы думаете, насколько современной русской поэзии удалось преодолеть эту инерцию? А можете ли вы назвать какие-то поэтические приемы, которые для вас важны в этом смысле?
Данишевский: Это поэтические практики, которые, несмотря на окружающий информационный и политический шум, нашли язык, который способен прерывать уведомления, нарушать однородность вашей ленты новостей как мировоззрения и создавать параллели, альтернативный.Анна Глазова, Лида Юсупова и Лолита Агамалова делают это совершенно по-разному, индивидуально.
Рымбу: В этом году вам было поручено номинировать поэтов на Премию Аркадия Драгомощенко. В прошлом сезоне вы попали в шорт-лист на тот же приз. Как ты вообще относишься к литературным премиям? Нужны ли они сегодня?
Данишевский : Во многих смыслах я считаю их обязательной частью профессии.Однако отказ от участия также воспринимается как излишне радикальный жест, который не отражает моего истинного отношения. Я понимаю, что значит быть номинатором, но в то же время я не совсем понимаю, что значит быть на позиции финалиста. К моим словам это ничего не добавляет. Но, скорее всего, это моя собственная неспособность понять значение распределения власти в литературной сфере (кроме того, никогда не было случая, чтобы решение о награждении меняло мое мнение о текстах других людей).По-видимому, открытый конкурс, который был объявлен менеджментом награды в этом году, решает эту проблему и превращает награду в способ найти что-то новое, а не в способ усиления вертикализации (я говорю это, потому что хочу в это верить, но не делаю этого). пока не верю).
Рымбу: Вы написали тома как поэзии ( Mannelig in Chains ), так и прозы (роман Fondness for the Dead ), которые принесли вам место в шорт-листе нескольких литературных премий.Насколько вы лично чувствуете себя интегрированным в современное литературное сообщество?
Данишевский : Не знаю, существует ли этот контекст на самом деле. Мы, вероятно, находимся в одном кластере Facebook, где любим одинаковых котят и собак, подписываем одинаковые петиции и в целом испытываем одни и те же сильные эмоции. Я никогда не чувствовал, что это было сообщество или что я был частью этого сообщества, но в то же время никто из тех, с кем я говорил об этом, никогда не чувствовал себя частью этого сообщества.Кажется, что сегодня это чувство «сообщества» в какой-то степени является оптическим ошибкой, порожденной лентами социальных сетей.
Это то же самое, что вы назвали Mannelig поэтическим произведением. Для меня это не так.
* Смысл вопроса Рымбу состоит в том, почему Данишевский решил включить поэзию в число произведений журналистики и культурной критики, которые он выбрал для Ангедонии? Каким образом поэзия смогла внести свой вклад в проект Ангедонии? Ведь все-таки это необычное сочетание для одного небольшого оттиска, чтобы вместе со стихами печатать Жижека вместе с известными российскими журналистами.Но объединяющим фактором является изучение институтов, которые поощряют или допускают насилие и угнетение.
Упоминая имена, Рымбу подчеркивает контраст между школами поэзии, которые Данишевский выбрал для Ангедонии. Отмеченная наградами поэтесса и писательница Мария Степанова (род. 1973) — признанный литературный голос, а Оксана Васякина (р. 1989) — новая поэтесса-активистка-феминистка. Константин Богомолов (р. 1975) — крупный мейнстримный (некоторые сказали бы консервативно) театральный режиссер, от которого нельзя было ожидать сборника стихов, а Лев Оборин (р.1987) — активно оппозиционный поэт и критик. Елена Фанаилова (р. 1962) — крупный русский поэт. Для точности следует отметить, что последняя книга из серии «Ангедония» Данишевского была опубликована в феврале 2019 года, а этот инверсный обзор был опубликован в июне 2019 года; Обе книги Богомолова и Оборина вышли в АСТ с разным отпечатком, а АСТ не издавал книгу Фанайловой.
Впервые опубликовано в GodLiterature.RF. © 2019 Галина Рымбу.По договоренности с автором. Переводы © 2021 Энн О. Фишер и Хелена Кернан. Все права защищены.
Подробнее в выпуске за февраль 2021 г.
русской литературы | Британника
Полная статья
Русская литература , совокупность письменных произведений на русском языке, начиная с христианизации Киевской Руси в конце 10 века.
Необычная форма истории русской литературы вызвала многочисленные споры.Три крупных и внезапных разрыва делят его на четыре периода — допетровский (или древнерусский), имперский, послереволюционный и постсоветский. Реформы Петра I (годы правления 1682–1725), стремительно вестернизировавшего страну, привели к настолько резкому разрыву с прошлым, что в XIX веке было принято утверждать, что русская литература зародилась всего за столетие до этого. Самый влиятельный критик XIX века Виссарион Белинский даже предложил точный год (1739), когда началась русская литература, тем самым отрицая статус литературы для всех допетровских произведений.Русская революция 1917 года и большевистский переворот позже в том же году создали еще один серьезный раскол, в конечном итоге превратив «официальную» русскую литературу в политическую пропаганду коммунистического государства. Наконец, приход к власти Михаила Горбачева в 1985 году и распад СССР в 1991 году ознаменовали еще один драматический прорыв. Что важно в этой модели, так это то, что перерывы были скорее внезапными, чем постепенными, и что они были продуктом политических сил, внешних по отношению к самой истории литературы.
Британская викторина
Русская литература
Как ты думаешь, ты разбираешься в русской литературе? Проверьте свои знания с помощью этой викторины.
Самым знаменитым периодом русской литературы был XIX век, когда за очень короткий период были созданы некоторые из бесспорных шедевров мировой литературы.Часто отмечается, что подавляющее большинство русских произведений мирового значения создано при жизни одного человека — Льва Толстого (1828–1910). Действительно, многие из них были написаны в течение двух десятилетий, 1860-х и 1870-х годов, периода, который, возможно, никогда не был превзойден ни одной культурой благодаря явному сосредоточенному литературному блеску.
Русская литература, особенно имперского и послереволюционного периодов, имеет в качестве определяющих характеристик глубокий интерес к философским проблемам, постоянное самосознание своей связи с культурами Запада и сильную тенденцию к формальным нововведениям и новаторству. нарушение принятых общепринятых норм.Сочетание формального радикализма и увлечения абстрактными философскими проблемами создает узнаваемую ауру русской классики.
Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчасДревнерусская литература (10–17 вв.)
Традиционный термин «древнерусская литература» анахроничен по нескольким причинам. Авторы произведений, написанных в это время, очевидно, не считали себя «старыми русскими» или предшественниками Толстого.Более того, термин, который представляет точку зрения современных ученых, стремящихся проследить происхождение более поздних русских произведений, затемняет тот факт, что восточнославянские народы (земель, которые тогда назывались Русью) являются предками украинцев и белорусов, а также современный русский народ. Произведения древнейшего (киевского) периода также привели к появлению современной украинской и белорусской литературы. В-третьих, литературным языком, установленным в Киевской Руси, был церковнославянский язык, который, несмотря на постепенное увеличение количества местных восточнославянских вариантов, связал культуру с более широким сообществом, известным как Slavia orthodoxa , то есть с восточно-православными южными славянами Балканы.В отличие от настоящего, это более крупное сообщество преобладало над «нацией» в современном понимании этого термина. В-четвертых, некоторые задаются вопросом, можно ли эти тексты должным образом называть литературными, если под этим термином подразумеваются произведения, предназначенные для выполнения преимущественно эстетической функции, поскольку эти сочинения, как правило, были написаны для церковных или утилитарных целей.
Midst: превращение стихов в перформансы проверено
Midst, новое программное обеспечение для журналов и обработки текстов, разработанное поэтессой Аннелизой Гельман, использует технологии, чтобы отвлечься от бесконечной прокрутки, лайков и публикаций в социальных сетях.Вместо этого Midst отслеживает, как пишется поэзия — ее испытания и ошибки — с помощью интерактивных таймлапсов. Публикация придерживается принципов манифеста: «Стихи — это события. Стихи для всех ».
В первый выпуск Midst, который был выпущен в феврале 2021 года, включен широкий спектр стихотворений и процессов. Большинство стихов были написаны как первые черновики в текстовом процессоре Midst и, в соответствии с датами, отслеживаемыми по таймлапсам, были закончены к цели публикации через несколько дней работы.Многие поэты начали писать свои стихи в форме прозы, а затем добавили разрывы строк. Анимация, полученная в результате, демонстрирует бурный рост так называемой «поэзии» с течением времени. В номере также представлены стихотворения в прозе, написанные без изменений, такие как «Молот» Элеоноры Эли Мосс, а также другие стихотворения, которые активно и активно редактируются. Наблюдение за вариациями, которые может испытать одно стихотворение с течением времени, в дополнение к разнообразию опубликованных форм и голосов, показывает, насколько игривой и обширной может быть поэзия.Мне хочется писать. В заметках процесса, которые сопровождают каждое стихотворение, некоторые поэты обсуждают, что они хотели бы попробовать в своих стихах в будущем.
Но Midst не просто делает процесс написания прозрачным. Как и все технологии, он также формирует сам текст — «центральный тезис» проекта. В частности, откровенный процесс стирает границы между промежуточностью и завершенностью. Для Гельмана завершение — это «своего рода произвольная точка в бессмертном жизненном цикле стихотворения, как если бы вы сделали снимок прыгающей балерины и сказали:« Это танец ».”
«Абляция» мануэля абреу артуро, похоже, завершается в течение другого таймлапса. На последних стадиях артуро нумерует строфы в непоследовательном порядке, переходя от 6 к 17 до 8. Конечная поэма кажется неполной, как будто в ней отсутствуют строфы. Но, как читатели, мы также почувствовали преднамеренность этого выбора. Вместе с кредо Мидста о том, что «поэзия — это процесс», якобы «отсутствующие» и воссозданные части «абляции» побуждают к пересмотру того, что значит для произведения быть завершенным или завершенным, и значимы ли эти идеи.Согласно Артуро, «абляция» является частью более крупного проекта о том, «насколько богословское содержание« нежити »на самом деле пронизывает наш светский мир и концепции». Как и в версиях стихотворения, жизнь и загробная жизнь — это непрерывные стадии единого процесса.
Роузбад Бен-Они «Поэт, борющийся с мертвыми звездами, мы {:: сделаны из ::}» аналогичным образом переплетает вопросы окончательности и смерти.Стихотворение сначала было озаглавлено «Поэт борется с Вселенной, расширяющейся как единое целое», и больше касалось творения, чем смерти. На ранних этапах поэма расширяется, как Большой взрыв, от компактного блока текста до чего-то вроде космоса, взрывающегося по странице с разрывами строк и интервалами. Но его окончательная форма более сбалансирована между длинными и короткими строками, куплетами и однострочными строфами, что отражает двойственное отношение стихотворения к однонаправленному прогрессу. Беспредметные герундий Бен-Они выдвигают на первый план эксперименты, происходящие между началом и концом:
Слух.Подражание и ни разу
колеблющихся нет.
Помимо выделения тем, которые бросают вызов завершенности и окончательности, формат замедленной съемки также позволяет стихам превращаться в выступления.«TGIF» Аджи Мур начинается и заканчивается всего несколькими строками, которые приглашают читателей обратить внимание на стихотворение как на видео: «Я смотрю замедленное видео с клубникой / формированием. листья превращают солнечный свет в красный / сок ». В промежутках между этими пунктами ее стихотворение развивает и отбрасывает признания, как листья растений в разные времена года.
«И» Джоса Чарльза также требует использования в качестве видео, его «начальная» и «конечная» формы читаются просто: «(Играй.)». Когда вы нажимаете, отдельные фразы, слова и буквы танцуют на экране.В своих записях о процессе Чарльз объясняет, что она выбрала перформативный путь, потому что обнаружила, что программное обеспечение «наблюдение» похоже на посещение терапевта только для того, чтобы ваша мама была вашим терапевтом ». Поэты, публикующие таймлапс Мидста, должны сделать свой процесс создания общедоступным. Независимо от того, подталкивает ли она поэтов к абстракции, эта гипервидимость часто формирует финальное стихотворение.
Ранние версии произведения Мадлен Мори «После просмотра Мира Дикого Запада , левая сторона моего тела неисправности» осуждают неверность отца, но в окончательной версии вместо этого делается скромное признание в невежестве: «Моя мать, мой отец — что я знаю? о моих создателях? » Во время этого процесса Мори «остановилась в этическом затруднительном положении классического поэта, всегда ли необходимо включать детали [ее] реальности и обвинения определенных реальных людей в художественное оформление своей жизни».Она говорит: «Возможно, я смогла написать это стихотворение только в уникальном программном обеспечении Midst», поскольку это сделало ее «более осведомленной о выборе», который она делала. Поэма бросает вызов нарративам, зафиксированным как самим оратором, так и приукрашенной историей: «почему наши народные герои по-прежнему в основном белые, / опьяненные эгоизмом бродяги, неизмеримые, ужасные матери?»; «Пора перепрограммировать / мой рассказ». Работы Чарльза и Мори подчеркивают, как чрезвычайная прозрачность Мидста может направлять стихотворения в разных направлениях: к безличному, абстрактному и само-вопрошающему.
Гельман, создатель платформы, не озабочен «холодом наблюдения», «эффектами наблюдателя» или общей «концептуальной нечеткостью» того, «захватывает ли Midst ранее существовавший процесс или создает [создает] новый.» В конце концов, «каждый аспект технологии письма активно формирует то, что пишется». Соответственно, Midst способствует доступу не только к процессам письма отдельных поэтов, поощряя читателей писать через вдохновение, своего рода наставление на примере, но также показывает жизнь письма за пределами изолированной деятельности.«Стихи для всех»: писатель, читатель и другие составляющие их контекстов. Независимо от того, используется ли Midst для отслеживания и демонстрации процесса стихов, которые были бы написаны иначе, или для изучения тем и форм, специфичных для программного обеспечения, он напоминает нам о чтении поэзии наряду с попытками проб и ошибок, технологиями и аудиторией, которые постоянно формировать его в течение того, что Гельман называет «бессмертным жизненным циклом».
Министр иностранных дел России издает вдохновленную Нью-Йорком битную поэзию
Требуется толстокожий мужчина, чтобы служить послом Владимира Путина в мире в течение какого-то срока, не говоря уже о почти двух десятилетиях, но, похоже, это самый высокопоставленный иностранный чиновник Москвы, которого называют «Грозное лицо» внешней политики Путина имеет и более мягкую сторону.
Министр иностранных дел России Сергей Лавров, возглавлявший министерство с 2004 года, десять лет до этого проработав послом России в ООН, опубликовал серию стихотворений в стиле битников в сегодняшнем номере российского журнала об искусстве «Русский пионер».
Московский ежемесячный журнал, который собирает материалы от начинающих русских писателей поэзии и прозы на заданную тему, напечатал в своем февральском выпуске три стихотворения Лаврова под темой «Чужие земли», каждое из которых помещено в раздел » громкий, столичный, высокомерный город ».
Первое стихотворение Лаврова, написанное в 1989 году, когда его срок в качестве посла России в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке подошел к концу, называется One for the Road , и оно черпает вдохновение из манхэттенской поездки в конной повозке, граничащей с глубиной и такой яркостью. Обороты фразы типа строчки: «Как копыта колотят по заливу и стряхивают пыльные надписи, старые долги были должным образом выплачены, но за счет новеньких счетов».
В конце поэтического тура по силе рассказчик Лаврова выходит из экипажа и замечает: «Я тяжело ступаю в глину, одним шагом перехожу залив, я не должен натягивать пуповину, которая тянется далеко. по всей земле.
Его продолжение к One for the Road с творческим названием One for the Road — 2 было написано почти 10 лет спустя в 1996 году и в основном состоит из строки «как было вчера», повторенной не менее 16 раз. , на каждой второй строке.
«Так как это было вчера, нет ни дома, ни дома для души, как это было вчера — и первая любовь, и предательство, так как это было вчера, мы не убирали гитару до утра, «идет один стих в стиле Керуака.
Стихотворение также содержит другие загадочные жемчужины, такие как» этот голод не мой ребенок, это пьяное сытость в моем горле, дорога вперед — только начало пути назад «.
В третьем стихотворении Лаврова, написанном в 1995 году, он повествует о путешествии «двух волн иммигрантов в прошлом веке», где он сетует на то, что слово иммигрант «не русское, но стало таковым», и пророчества трагический исход для «третьей волны иммигрантов», которым предстоит «угадывать, где находится мост для их возвращения».
Хотя он, возможно, более известен тем, что был российским переговорщиком во время войн в Чечне, Сирии, Афганистане и совсем недавно на Украине за границей, Лавров получил высокую оценку за свои поэтические произведения на своей родине, поскольку ему было поручено написать официальный гимн для Москвы. государственный университет международных отношений.
Лавров — не единственный поэт в кабинете министров России: его коллега, министр экономики Алексей Улёкаев с 2011 года регулярно публиковал свои стихи в российском журнале Знамя , последнее из которых представило стихотворение в прошлом месяце.
По данным российского журнала политики и развлечений Snob , на сегодняшний день Улёкаев издал три книги своих поэтических произведений.
В то время как российский президент никогда публично не следовал примеру своих министров и не рисковал окунуться в мир поэзии, в 2009 году Путин дал представление о своем творчестве, выставив на аукцион произведения искусства, вдохновленные украинским фольклором.
Четыре выпускника открывают новый крупный литературный журнал, посвященный поэзии, в Университете Массачусетса в Амхерсте | Управление новостей и связей со СМИ
AMHERST, Массачусетс — Новый международный поэтический журнал при Массачусетском университете — jubilat — дебютирует в своем премьерном номере 20 июня. Редактируется совместно четырьмя выпускниками магистерской программы изящных искусств Университета Массачусетса. в творчестве jubilat будет сосредоточен в первую очередь на поэзии, но также будет включать в себя более длинные прозаические произведения, написанные поэтами, а также интервью, эссе, искусство и другие материалы.
«Jubilat основывается на том, что для поэта важно все», — говорит соредактор Кристиан Хоуки. «Одной из уникальных задач журнала является предоставление поэтам форума для публикации произведений в прозе на самые разные темы».
С этой целью в первом выпуске журнала jubilat будет представлена экспериментальная прозаическая совместная работа известных поэтов Джеймса Тейта и Дары Вайера, которые преподают в Университете Массачусетса. Названный «Утраченный эпос об Артуре Дэвидсоне Фике», это часто комическое произведение представляет собой записки, оставленные вымышленным поэтом для воображаемого стихотворения.Кроме того, в номер войдет длинный афористический рассказ поэтессы Мэри Рюфл «Полузарисованная голова», а также интервью с поэтом Майклом Палмером, первое его интервью более чем за пять лет. Хоуки говорит, что будущие выпуски могут содержать такие нетрадиционные записи, как переписка по электронной почте между поэтами, а также изучение писем и дневниковых записей.
Журнал получил свое название от Jubilate Agno, нетрадиционного жанрового произведения поэта 18-го века Кристофера Смарта. Как и эта работа, jubilat стирает границы между поэзией и прозой, объясняет Хоуки.Он будет стремиться преодолеть «ничейную землю», где жанры не могут быть названы.
Тем не менее, поэзия определенно будет в центре внимания журнала, и более половины каждого выпуска будет посвящено новым стихам известных и начинающих писателей, говорит Хоуки. Кроме того, упор будет сделан на повторное знакомство с творчеством поэтов, не относящихся к общепринятым канонам. «Мы хотим предложить альтернативу другим журналам, которые уже существуют. И мы не хотим, как большинство новых журналов, иметь продолжительность жизни плодовой мушки.Мы хотим продержаться долго, — говорит Хоуки.
Hawkey говорит, что журнал имеет еще одно преимущество перед более традиционными журналами. Поскольку четыре редактора разбросаны по стране, каждый из них сталкивается с поэтическими движениями в своих регионах. В то время как Хоуки находится здесь, в Университете Массачусетса, другие — Роберт Каспар, Майкл Тейг, Келли Ле Фейв — находятся в Бостоне, Хатфилде и Юте соответственно. «Если бы не электронная почта, я не уверен, что мы смогли бы это сделать», — говорит Хоуки.
За дополнительной информацией обращайтесь к jubilat по адресу jubilat @ english.umass.edu или отделение английского языка UMass, 413 / 545-2332.
Аргонавт — среда обитания гуманитарных наук — Москва приглашает любителей письма и чтения принять участие в многочисленных литературных мероприятиях
На вечеринке по случаю презентации своего дебютного романа «Принципы, стоящие за плаванием» Александра Тиг стояла перед толпой в местном книжном магазине. Книжники Москвы и сказали: «Это сообщество, которое занимается завершением проектов. Есть причина, по которой у меня было два запуска книг здесь «.
Университет Айдахо и московское сообщество предлагают ряд возможностей пообщаться с местной литературной сценой.Для Стейси Бо Миллер, аспирантки, приближающейся к своему второму году в качестве кандидата на поэтический МИД в UI, переезд в Москву 6 лет назад и недавно получив степень МИД открыли многочисленные возможности для литературного взаимодействия, которые уникальны для этого сообщества.
«Иногда я чувствую себя губкой, у которой недостаточно емкости, чтобы впитать все, потому что происходит так много всего», — сказал Миллер.
Во время своего пребывания в Москве Миллер посетила и приняла участие в ряде мероприятий по письму и чтению, включая Pop-Up Prose — мероприятие по чтению, организованное местными писателями, которое приглашает людей из разных слоев общества поделиться своими работами перед толпой.На предыдущих мероприятиях Pop-Up Prose принимали голоса студентов старших курсов UI, аспирантов и членов сообщества, чьи работы соответствовали постоянно меняющейся теме мероприятия.
Миллер сказал: «В каком-то смысле это было похоже на то, что тебя опубликовали, потому что другие слышат твою работу, и я нахожу в этом много радости. Я ужасно боюсь каждый раз, когда читаю, но всегда рад потом.
События Pop-Up Prose происходят в нескольких местах в сообществе, таких как Bitterroot Tattoo, One World Cafe и Институт окружающей среды Palouse-Clearwater.Среди предприятий, которые продолжают проводить мероприятия для литературного сообщества, — «Книжники Москвы».
Кэрол Сперлинг, совладелец и менеджер Bookpeople, сказала, что местный книжный магазин работает как место, где можно услышать творческий голос. С момента перехода к новому владельцу два года назад магазин предоставил платформу для выдающихся и многообещающих писателей из московского сообщества и других стран, включая таких признанных на национальном уровне авторов, как Александра Тиг, Роберт Ригли, Шерман Алекси и многих других.
Сперлинг сказал: «Каждый раз, когда человек может написать писатель лично, особенно такой, как он, он дает ему окно в процесс и открывает для него возможности».
В дополнение к чтению профессиональных писателей и писателей, Bookpeople организовал мероприятия для начинающих писателей. Первое ежегодное чтение для бакалавров, составленное английским почетным обществом UI Sigma Tau Delta, состоялось на Bookpeople Spring в 2017 году. «Bookpeople — это такой замечательный ресурс для этого сообщества, поскольку он поддерживает сообщество чтениями книг и мероприятиями для авторов», — Миллер сказал.На мероприятии Sigma Tau delta продавала экземпляры своего литературного журнала Vandalism, написанного для студентов бакалавриата UI и отредактированного ими.
«Я думаю, что такие места, как Pop-Up Prose или бакалавриат по чтению в Bookpeople, могут казаться платформой, на которой мы можем продемонстрировать друг другу наши материалы в действительно благоприятной, неконкурентной среде», — сказал Миллер. «Мы собираемся вместе и просто празднуем то, что все делают».
Литературные мероприятияв Москве не ограничиваются увлеченной организацией участников сообщества.UI также участвует в чтениях и семинарах, проводимых выдающимися приглашенными писателями (DVW) четыре раза в год. Миллер сказала, что она была очень впечатлена DVW Мэри Шибист, отмеченной наградами поэтессой, во время ее визита в университетский городок.
На втором году обучения в МИД Миллер будет работать редактором по маркетингу Fugue, литературного журнала для выпускников UI. Fugue предлагает вакансии как для аспирантов, так и для студентов старших курсов, где сторонние материалы рассматриваются для публикации, а студенты могут участвовать в принятии редакционных решений.
«Здесь так много талантов, как внутри отдела, так и за его пределами», — сказал Миллер. «Вы можете жить в этом сообществе и даже не учиться в аспирантуре, но при этом иметь доступ ко многим возможностям».
Остин Маас можно связаться по [электронной почте] или в Twitter @austindmaas
материалов | VQR Online
Редакционная философия
VQR стремится публиковать самые лучшие тексты, которые мы можем найти. Несмотря на то, что мы имеем долгую историю публикации опытных авторов, отмеченных наградами, мы также ищем и поддерживаем начинающих писателей.Взгляд на один из наших последних выпусков покажет вам разнообразие голосов, которые мы публикуем.
Жанры
- Поэзия: Все типы и длины.
- Короткая художественная литература: длина от 3 500 до 8 000 слов. Как правило, нас не интересует жанровая фантастика (например, романтика, научная фантастика или фэнтези).
- Документальная литература: длина 3 500–9 000 слов. Публикуем литературную, художественную и культурную критику; репортаж; историко-политический анализ; и путевые заметки. Публикуем несколько авторских интервью или воспоминаний.В общем, мы ищем научную литературу, которая смотрит на мир, а не на нас самих.
Общие правила
- Мы рассматриваем только неопубликованные работы. Пожалуйста, не отправляйте ранее опубликованные материалы, включая работы, опубликованные в антологиях, сборниках или в Интернете.
- Мы принимаем заявки только онлайн через Submittable. Мы не принимаем материалы по электронной или обычной почте.
- Пожалуйста, прочтите прошлые выпуски VQR перед отправкой своей работы, чтобы иметь четкое представление о нашей редакционной направленности.Часть каждого выпуска находится в свободном доступе на этом сайте. Или вы можете приобрести недавний выпуск в ближайшем газетном киоске или книжном магазине или непосредственно у нас.
- Допускается не более одного прозаического произведения и четырех стихотворений за период чтения. Сгруппируйте стихи в одно произведение. Несколько материалов одного жанра будут возвращены непрочитанными.
- Одновременная подача — разрешена.
- Если работа, которую вы прислали нам, принята в другом месте, немедленно сообщите нам об этом.Для подачи прозы используйте свою учетную запись для отправки, чтобы отозвать свою заявку. Для представления стихов используйте свою учетную запись Submittable, чтобы добавить примечание к своему представлению, в котором перечислены названия произведений, которые больше не доступны для рассмотрения.
- Мы прилагаем все усилия, чтобы ответить в течение шести месяцев, но время ответа будет зависеть от количества отправленных материалов. Пожалуйста, проявите к нам терпение; мы обычно получаем более 10 000 незатребованных работ в год.
- Ответы будут предоставляться через Submittable. Пожалуйста, не звоните и не пишите по электронной почте относительно статуса вашей заявки.
- Из-за большого количества заявок мы не можем лично отвечать на все заявки.
- Все файлы должны быть сохранены в форматах Microsoft Word (.doc или .docx), Rich Text Format (.rtf) или Plain Text (.txt).
- Пожалуйста, подготовьте вашу заявку в формате letter, с широкими полями, двойным интервалом, используя стандартный шрифт (например, Times, Helvetica, Arial) и размер шрифта (лучше всего 12 пунктов).Пожалуйста, используйте минимальный стиль документа и шрифта в своей заявке.
Печатный журнал Оплата и авторские права
За стихи мы платим 200 долларов за стихотворение, до 4 стихов; за набор из 5 и более стихов мы обычно платим 1000 долларов.
За короткую художественную литературу мы обычно платим от 1000 долларов США.
За другую прозу, такую как личные эссе и литературная критика, мы обычно платим 1000 долларов и выше, примерно по 25 центов за слово, в зависимости от длины. За журналистское расследование мы платим по более высокой ставке, иногда включая заранее утвержденные командировочные расходы.В случае журналистики с развернутыми формами мы часто ищем спонсоров для прямой поддержки наших писателей в дополнение к нашим собственным платежам.
Рецензии на книги, как правило, состоят из 2 000–2400 слов и оплачиваются по фиксированной ставке в размере 500 долларов США.
Наше стандартное издательское соглашение требует взамен следующих прав: права на первый печатный и цифровой журнал в Северной Америке; неисключительные онлайн-права; и другие ограниченные права. Авторские права всегда принадлежат автору. Авторы могут свободно перепродавать работу, хотя мы просим 90-дневный эксклюзив с нашей первой публикации работы.
Онлайн-контент обычно оплачивается от 100 до 200 долларов в зависимости от жанра и продолжительности.
Период чтения
Мы читаем незапрашиваемую художественную, поэзию и научную литературу с 1 по 31 июля через наш портал для отправки. Из-за большого объема нежелательной работы мы не можем отвечать на материалы за пределами этого периода чтения. Мы читаем только незапрошенные работы, отправленные через наш портал для отправки.
Пожалуйста, не пишите нам по электронной почте, чтобы узнать, получили ли мы вашу заявку. Если онлайн-система подачи заявок подтвердила вашу заявку или если вы получили электронное письмо, подтверждающее получение вашей заявки, будьте уверены, что мы ее получили.
Щелкните здесь, чтобы перейти к нашей онлайн-форме подачи заявки в Submittable.
.